— Я была до ужаса напугана. Когда мы уходили с места происшествия, Федька тащил сумку и рюкзак, второй у меня на спине висел. Невероятно тяжелый был, поясница вмиг заболела. Я на мгновение притормозила, чтобы передохнуть, и увидела, что стою над трупом Ленки. А у нее нет лица, сплошная кровавая рана. Один из уехавших бандитов выстрелил Орловой в голову. Палил в мертвую! Мне в ту жуткую минуту стало ясно: такие люди ни перед чем не остановятся, они хуже зверей. Так страшно стало! Дальше я побежала, уже не ощущая тяжести ноши.
Я молча слушала Панину. Конечно, она испытала животный страх при виде убитой подруги. Но… но мешок с «золотым запасом» не бросила. Жадность у Тани явно превалировала над ужасом.
— Значит, тебе ничего из добычи не досталось? — уточнил Дегтярев.
Татьяна скрестила руки на груди.
— Нет. Проработала официанткой почти год, познакомилась с доктором Паниным. И началась новая жизнь. Собственно, я уже к тому моменту кардинально изменилась.
У Александра Михайловича звякнул телефон. Полковник взял трубку и прочитал пришедшую эсэмэску. Выражение его лица осталось прежним, но я очень хорошо знаю своего давнего приятеля, поэтому поняла: он получил неожиданную новость.
А Панина продолжала:
— Когда мы поженились, я рассказала мужу всю правду про себя, включая ту страшную историю. Спустя годы нам пришлось переехать в Москву, но я уже не опасалась за свою жизнь. И Змей, похоже, тоже — о нем начали писать газеты. Когда Максим Михайлович умер, мы с Лёником остались без средств, и я нашла Федора. Ни малейшей злобы я к нему не испытывала. Я понимала, что перестрелка случилась из-за моей глупой выходки. Змей меня спас, положив мой студенческий в одежду Лены Орловой. Поэтому умершей посчитали меня. Я об этом знала — на следующий день после приезда в Питер у метро газету купила, и там прямо на первой странице фото тела Ленки с подписью: «Трое погибших во время бандитской перестрелки. Два братка и проститутка Татьяна Михайлова». Я тихо работала, даже в кино не ходила, из кафе сразу домой. И старалась не обслуживать клиентов в зале, чаще просилась на кухне помогать. Муж, вскоре после того как мою историю узнал, принес мне паспорт с моими именем-отчеством, с моими же днем и годом рождения, только номер и серия были другие и прописка питерская. И еще Панин добавил: «Дом, в котором ты якобы жила, разрушен как аварийный, жильцы выселены. Тебе квартиру не дали, потому что ты замуж вышла, к супругу переехала». И протянул мне коробочку с кольцом. Мы жили счастливо до самой смерти Максима. Потом начались трудности. Только, повторяю, когда совсем невмоготу стало, я занялась поисками Змея.
Татьяна опустила глаза.
— Я ничего не говорила Касьянову про те ювелирные изделия, сказала только: «Много лет прошло, я теперь иная, и ты другой. Не хочу никому рассказывать о прошлом, но сейчас мы с сыном остались на мели. У меня есть план открыть агентство по устройству праздников, но нет средств. Дай в долг». И он принес нужную сумму. Всю до копейки. В подарок. С той поры мы приятельствуем. Я у него более ни рубля не взяла, но Змей всегда приходит на мои мероприятия, если я прошу его об этом.
— Ты не узнала свою старшую дочь Сашу? — спросила я.
— А мы встречались? — опешила Панина.
— И не раз, — ответила я. — Александра Пуськова, корреспондент телевидения, она приезжала на твои тусовки, прикидывалась фанаткой Змея, которая хочет о нем почаще репортажи делать.
— Блин… — вырвалось из уст матери Лёни.
Мне стало понятно, что Татьяна растерялась. Но она быстро взяла себя в руки.
— Как можно опознать во взрослой толстой бабе маленькую девочку? И фамилия у нее другая, Пуськова. Но даже останься она Михайловой, мне бы в голову ничего такого не пришло.
— Тебя она шантажировать не пыталась? — не успокаивалась я, прекрасно зная, что Александра была уверена: Змей убил ее мать.
Дегтярев кашлянул, Панина усмехнулась:
— Но, Даша, меня же все считают мертвой. Поэтому Александра не искала Татьяну Михайлову.
— А официантка Анна Герасимова не кто иная, как твоя вторая дочь, — буркнула я. — Ты находилась рядом со своими детьми, но не узнала их.
В глазах Паниной зажегся нехороший огонек.
— Ясно… Александра вовсе не фанатка Змея, прикинулась ею, чтобы свои мерзкие дела проворачивать. Я понятия не имела, кто такая Пуськова. Встречалась с ней на мероприятиях, всегда ее угощала. Аню знаю хорошо — приятная, трудолюбивая женщина. Охотно зову Герасимову обслуживать гостей, но даже в бреду представить себе не могла, что она — девочка из моего умершего прошлого. С Вероникой никогда дел не имела, ее судьба меня вообще не волнует.
— Почему Саша решила, что ее мать убил Змей? — не утихала я.
Панина пожала плечами:
— Интересный вопрос. Но не ко мне его адресовать надо. Откуда я могу знать, что творилось в голове Саши? Она с детства странно себя вела — то плакала весь день, то хохотала.
Дегтярев протянул Паниной чистый бокал.
— Возьми его так, чтобы получились четкие отпечатки.
— Зачем? — не поняла Татьяна Николаевна.
— Если ты находилась в доме Вероники, то где-то там непременно остались твои «пальчики», — пояснила я. — Современные криминалисты могут снять их даже с одежды. Тот, кто толкнул Нику, оставил на ее платье…
— Поняла, — кивнула Панина. — А в кино показывают другую процедуру — мажут ладони чем-то черным.
— Ну, если ты желаешь сделать все официально… — протянул полковник. — Можем, конечно, пойти в офис, но я хотел по-тихому. Если твоих следов нигде в коттедже Балабановой нет, то никто не будет знать, что ты имеешь к ней какое-то отношение. Сейчас я не имею права принудить тебя сдать отпечатки пальцев, но когда человек отказывается от процедуры, возникают большие сомнения в его невиновности.
Татьяна быстро схватила фужер.
— Мне опасаться нечего. Но есть просьба: когда узнаете, что я и близко не подходила к Балабановой, не рассказывайте Лёне о моей юности. Таня Михайлова давно похоронена, закопана, ее могила травой заросла.
— Ты бросила двух маленьких дочек, — не выдержала я, — они росли в приютах, и ты равнодушна к их судьбе. Зато воспитала чужого ребенка и очень любишь его. Как такое могло получиться?
Панина положила руки на стол.
— Уже говорила и снова повторяю: история, которая случилась в тот Хеллоуин, за одну ночь сделала меня другим человеком. Я не могла тащить в новую жизнь старый багаж. Мне никогда не нравилась Саша, она с детства вела себя отвратительно, потому что моя бабушка ее до предела избаловала. Это была вздорная, капризная, наглая девчонка. Я Александру не выносила и не стесняюсь в этом признаться. Многие матери терпеть не могут своих детей, но боясь, что их осудит общественное мнение, скрывают истинные эмоции. Я же предельно честна перед вами: обожала Змея, дети получились по глупости, они мне были не нужны. С Лёней другая ситуация. Он был умным, послушным мальчиком, который сразу полюбил меня, мачеху. Если я пыталась поцеловать маленькую Сашу, та меня кусала и кричала: «Хочу к бабушке!» А Лёник сам бежал меня целовать и говорил: «Можно около тебя в кресле посижу, прижамшись?» Смешное такое слово — прижамшись…
