– Скажите своему генералу, что он может ступать прямиком в пекло. Мы американцы и не подчиняемся приказам таких, как вы. Пшел прочь!
Он повернулся к ближайшему ополченцу – безбородому юноше, обеими руками вцепившемуся в мушкет, который был старше владельца.
– Сайлас, хватит таращиться, бери ружье, стреляй поверх их голов. В них не цель. Я только хочу увидеть, как они улепетывают.
Раздался одинокий выстрел, и рассветный ветерок понес над стеной маленькое облачко дыма. Сержант побежал, а офицер натянул поводья и, пришпорив, погнал лошадь к британским позициям.
То был первый выстрел в битве при Платсберге. Так было положено начало новой войне. Британцы времени понапрасну не теряли. Как только офицер подскакал к боевым линиям, громко и ясно пропела труба. Ее звук тотчас же потонул в грохоте пушек, стоявших позади войск чуть ли не ступица к ступице.
Первые снаряды разорвались на берегу, ниже укреплений. Другие, направленные слишком высоко, с визгом пронеслись над головами. Затем артиллеристы взяли укрепление в вилку, ядра начали взрываться на позициях американцев, и обороняющиеся прильнули к земле.
Когда обстрел внезапно прекратился, наступила такая тишина, что находившиеся в укреплениях люди четко слышали, как командиры британцев выкрикивают приказы. Затем единым движением, с безупречной синхронностью обе цепи пехоты двинулись вперед. Держа мушкеты наперевес, солдаты печатали шаг под барабанный бой. И вдруг воздух разорвал унылый вой. Эти нью-йоркские фермеры ни разу не слыхали ничего подобного, ни разу не слышали безумного причитания волынок.
Атакующие одолели половину поля, прежде чем оцепеневшие американцы осознали это и вскочили на ноги, чтобы занять боевые посты в полуразрушенных позициях.
Первая линия пехоты почти дошла до них. Сифортские горцы – великаны из вересковых горных долин в развевающихся вокруг ног кильтах. Они маршировали с холодной точностью механизмов, надвигаясь все ближе и ближе.
– Без приказа не стрелять! – крикнул полковник Янделл, когда напуганные ополченцы открыли огонь по атакующим. – Подождите, пока подойдут поближе. Не тратьте боеприпасы. Заряжай!
Все ближе и ближе подходил враг, пока не оказался почти у подножия поросшего травой склона, ведущего к укреплениям.
– Огонь!
Залп получился нестройный, но все-таки залп. Многие пули ушли слишком высоко, просвистев над головами противника, идущего сомкнутым строем. Но эти мальчики были охотниками, и порой единственным их мясом был кролик или белка. Свинец нашел свои цели, и великаны рухнули лицом в траву, оставляя прорехи в стройных рядах.
Ответ на американский залп был моментальным и сокрушительным. Шедшие впереди все, как один, припали на колено – и выстрелили.
Второй ряд выстрелил мгновение спустя, и по укреплениям словно пролетел ангел смерти. Люди с криками умирали, а оставшиеся в живых, оцепенев, смотрели, как облаченные в красное солдаты ураганом устремляются вперед с примкнутыми штыками. Второй ряд перезарядил ружья и теперь стрелял в каждого, кто пытался отстреливаться.
Затем ряды разомкнулись, и сквозь них пробежали штурмовые отряды, прислонившие свои длинные лестницы к полуразрушенным стенам. А затем горцы с ревом ринулись в атаку, вперед и вверх, на позиции, где засела горстка обороняющихся.
Полковник Янделл только-только сформировал вторую линию для охраны установленных там немногочисленных пушек, и ему оставалось лишь смотреть в ужасе, как налетевший на его людей противник избивает их.
– Не стрелять, – приказал он. – Вы только убьете своих собственных ребят, подождите, пока они перестроятся для атаки. А затем стреляйте без промаха. Ты, Калеб, беги назад и вели артиллеристам поступать так же. Пусть не стреляют, пока не прицелятся наверняка.
Смотреть на это ужасное зрелище было непереносимо. Очень немногие американцы пережили эту атаку, чтобы присоединиться к обороняющимся во второй линии. Снова забили барабаны, и великаны в диковинных мундирах построились в безупречные шеренги. И двинулись вперед. После выстрела американцев строй их поредел. Поредел – но не остановился, перестроившись снова, а место павших заняли другие.
Полковник Янделл расстрелял из своего пистолета все патроны в атакующих и поспешно перезаряжал его, когда услышал, что к нему обращаются:
– Полковник Янделл, не по-джентльменски стрелять в офицера под белым флагом.
Подняв глаза, Янделл увидел стоящего перед собой капитана Картледжа. Мундир его почернел от дыма, как и лицо. Шагнув вперед, капитан поднял свою длинную шпагу в издевательском приветствии.
Полковник Янделл направил на него пистолет и спустил курок. Увидел, как пуля попала противнику в руку. Отшатнувшись от удара, английский офицер перехватил шпагу левой рукой и шагнул вперед.
Янделл щелкал курком снова и снова, но он успел зарядить только один патрон.
Шпага вонзилась ему в грудь, и полковник рухнул. -
Еще один погибший американец, еще одна жертва этой новой войны.
Полковой плотник выстругал доску, затем парой гвоздей прикрепил к ней лист белой бумаги. Получился неуклюжий, но приемлемый планшет. А обугленный ивовый прутик сгодился за карандаш. Сидя возле палатки, Шерман с головой ушел в рисование, изображая береговой плацдарм и пароходы за ним. Услышав приближающиеся шаги, он обернулся.
– Не знал, что ты умеешь рисовать, Камп, – заметил Грант.
– как-то оно само собой у меня получилось, и я со временем полюбил это занятие. Пришлось много чертить в Пойнте и как-то незаметно прикипел душой к этому занятию. Оно помогает мне успокоиться.
– Мне бы такое тоже не помешало, – Грант взял из палатки походный стул и опустился на него. потом вытянул из кармана кителя длинную черную сигару и закурил. – Никогда не любил ждать. Джонни
Бунтарь затих, а британцы! Ума не приложу, за что на нас такая напасть. Мне бы сейчас навалиться на кувшинчик кукурузного…
Шерман стремительно обернулся от своего рисунка, лицо его вдруг перекосилось. Грант усмехнулся.
– Да не стану я, ты учти, это все позади, с тех пор как началась война. по-моему, дела не заладились ни у тебя, ни у меня, когда мы ушли из армии. Ну, ты хоть был Президентом банка в Калифорнии, а я-то возил лес с упряжкой мулов и каждую ночь до ушей надирался до забытья.
– Но банк лопнул, – угрюмо сказал Шерман. – Я потерял все – дом, землю, все, что добыл тяжким трудом за все эти годы. – Поколебавшись, он продолжал едва слышно: – А порой мне казалось, что утратил и рассудок.
– Но ты вырвался, Камп, точно так же, как я отделался от бутылки. Пожалуй, война для нас с тобой -единственное пристойное занятие.
–И ты хорош в ней, Улисс. Я ничуть не кривил душой, когда писал то письмо. Я верю в тебя. Я в полном твоем распоряжении.
