– Наш Вилли – великий искатель приключений, – сказал президент, когда радостный мальчик выбежал из комнаты. – Когда-нибудь он станет великим человеком, нутром чую. – Его улыбка померкла. – Но тем же нутром я чую тревогу из-за этого происшествия с ”Трентом”. – Первоначальное удовольствие, доставленное президенту этими новостями, сменилось дурными предчувствиями. – Догадываюсь, какие соображения приходят вам в голову. Каких последствий следует ждать, когда эта весть дойдет до Лондона? Наши друзья британцы и без того обеспокоены войной с мятежниками-южанами, о чем то и дело напоминают нам.
– Именно об этом я и подумал. Но проблемы надо решать по мере возникновения. По крайней мере, смутьяны теперь у нас.
– В самом деле. Два зайца одним выстрелом. Полагаю, дипломатические протесты и прения будут, как всегда, тащиться черепашьим шагом. Протесты пойдут через Атлантику на корабле, да еще ответы пойдут обратно еще более тихим ходом. Дипломатия всегда требует времени. Быть может, если пройдет достаточно времени между вопросами, ответами и откликами, есть шанс, что дело забудется.
– Дай Бог, чтобы вы оказались правы, господин
Президент. Но, как вам наверняка известно, текущий конфликт уже сейчас вызвал у британцев волнение. Они поддерживают мятежные штаты, горько сетуя на перебои в поставках хлопка, вызванные нашей блокадой. Поступают сообщения о том, что в Ланкашире закрылась часть ткацких фабрик. Боюсь, наша страна в последнее время не пользуется особой популярностью в Британии, да и на материке тоже.
– На свете есть вещи похуже, чем отсутствие популярности. Скажем, как в той байке про кролика. Рассердившись на гончую, он созвал кроликов, чтобы вместе задать собаке изрядную взбучку. Нельзя сказать, чтобы собака была в претензии – она впервые за многие годы наелась до отвала.
– Англичане не кролики, мистер Линкольн.
Разумеется, не кролики. Но эта старая гончая будет беспокоиться, когда придет беда, и не раньше. Зато из нашей шкуры вытащили две занозы, причинявшие немалую боль. Теперь надо найти надежный сосуд для них, запечатать его крепче, убрать с глаз долой и уповать, что тогда все о них позабудут. Быть может, эта гроза минует и тоже забудется.
– Разрази и прокляни Господь этих гнилых янки!
Премьер-министр Великобритании лорд Пальмерстон протопал через весь кабинет и обратно, схватил лежавшую на столе депешу из Саутгемптона и снова перечитал ее; его крупные ноздри раздувались, уподобившись пушечным жерлам. Его лордство не отличался благодушием даже в лучшие времена, а уже теперь кипел вовсю. Лорд Джон Рассел сидел тише воды ниже травы, желая оставаться совсем незаметным. Увы, чаяниям его не суждено было сбыться.
Скомкав листок, лорд Пальмерстон отшвырнул его и повернулся к Расселу, уставив на него трясущийся от гнева указующий перст.
– Вы министр иностранных дел, откуда следует, что это по вашей части. Итак, сэр, что же вы намерены предпринять?
– Послать протест, разумеется. Мой секретарь уже готовит черновик. Затем я проконсультируюсь с вами…
– Этого мало, разрази меня гром! Дайте этим мятежным янки палец, так они всю руку отхватят. На самом деле надо схватить их за шкирку и задать добрую трепку, как терьер крысе! На этот постыдный акт следует отреагировать незамедлительно, с предельной решимостью и категоричностью! Я освобождаю вас от ответственности, и сам позабочусь обо всем. Я твердо намерен послать депешу, которая заставит этих янки взлететь вверх тормашками.
– Я уверен, что имеются прецеденты, сэр. Затем мы обязаны проконсультироваться с королевой…
– К черту прецеденты, и… да, конечно, мы несомненно обязаны представить это дело вниманию королевы. Хотя меня повергает в трепет необходимость столь скоро встретиться с ней вновь. Во время своего последнего визита в Букингемский дворец я как раз застал ее в самый разгар очередного приступа истерики. Надеюсь, что эти скверные новости все-таки привлекут ее внимание. Я ничуть не сомневаюсь, что она будет возмущена даже более нашего, эти американцы ей совсем не по душе.
– Если мы поведем себя более деликатно, нужды встречаться с королевой не возникнет. Быть может, не так уж разумно палить по янки сразу из всех орудий? Мы можем доказать свою правоту, прибегнув к соответствующим средствам. Начнем с протеста, затем последует ответ. Если они и тогда не согласятся на наши вежливые требования, мы забудем о снисхождении и доводах рассудка. Мы больше ж станем их просить. Мы будем «диктовать им, как следует поступать.
– Быть может, быть может, – проворчал Пальмерстон. – Я приму это к сведению, когда будет созван кабинет. Срочный созыв кабинета становится настоятельной необходимостью.
Легонько постучав, вошел секретарь.
– Адмирал Милн, сэр. Интересуется, можете ли вы его принять.
– Конечно, проводите его ко мне.
Встав навстречу вошедшему адмиралу, лорд Пальмерстон пожал ему руку.
– Как я догадываюсь, адмирал, это отнюдь не визит вежливости?
– Никоим образом, сэр. Позвольте присесть?
– Конечно. Ваша рана?..
– Отлично зажила, но я еще не так крепок, как следовало бы. – Сев, адмирал перешел прямо к делу: – Я чересчур засиделся на суше, джентльмены. Сей внезапный оборот событий настоятельно напоминает мне об этом факте.
– “Трент”? – осведомился Рассел.
– “Трент”, что ж еще! Корабль, ходящий под британским флагом… остановлен в море чужим боевым кораблем… не нахожу слов.
– Как и я, сэр, как и я! – Гнев Пальмерстона вспыхнул с новой силой. – Я вижу это злодеяние вашими глазами и разделяю ваш пыл. Вы с честью бились за родную страну, были ранены на службе отечеству в Китае. Вы адмирал самого могучего военно-морского флота на свете. А тут такое! Я знаю, что вы должны чувствовать…
Теперь Милн нашел слова и прямо затрясся от ярости, выплевывая их.
– Унижение, сэр! Унижение и бешенство! Этим колонистам следует преподать урок! Видит Бог, они не смеют стрелять по британскому судну – по королевскому почтовому пакетботу! – и не испытать на себе последствий столь кощунственных действий!
– Каковы же должны быть эти последствия, по вашему мнению? – полюбопытствовал Пальмерстон.
– Не мне об этом судить. Это по вашей части, джентльмены, решать, какого курса придерживаться в подобных вопросах. Но я хочу, чтобы вы знали, что весь флот Ее Величества до последнего человека поддержит вас от начала и до конца!
– Вы считаете, что они разделяют наше возмущение?
– Да не считаю, а знаю! Все, от младшего канонира на орудийной палубе до высочайших чинов в адмиралтействе, испытывают ярость и омерзение. И острейшее желание следовать туда, куда вы их направите.
Пальмерстон медленно склонил голову.
– Спасибо за откровенность, адмирал. Вы укрепили нашу решимость. Кабинет будет созван тотчас же. Уверяю вас, меры будут приняты сегодня же. И не сомневаюсь, что ваше возвращение на боевую службу будет оценено по достоинству, а ваше прошение – принято.
