– Это подло, – задумалась Груша.
– А Таню в таком критическом для актрисы возрасте не подло выбрасывать на помойку? Как вообще можно делать гадость человеку, лежащему в больнице? – задал встречные вопросы Николай Еремеевич.
И с ним было не поспорить.
Глава 16
Аграфена решительным шагом подошла к портье пятизвездочного отеля Вилли и спросила:
– Извините, я могу видеть Вилли?
– У меня нет такого поручения.
– Какого поручения? Я вам не даю никакого поручения! Мне нужен Вилли. Он же здесь главный?
– Это так, – осторожно ответил портье.
– А я его знакомая.
– Очень приятно. У господина Вилли очень много знакомых.
– Позвоните и спросите у него, хочет ли он меня видеть, – настаивала Груня. – У меня к нему дело, в котором речь идет о жизни и смерти.
– Не имею полномочий решать вопросы жизни и смерти.
– А просто позвонить и спросить у него вы можете? – начала заводиться художница.
– Хозяин не предупреждал, что придет кто-то важный для него. И я не хотел бы его отвлекать…
– Так дайте мне его телефон, я позвоню сама! – Терпение у Аграфены уже заканчивалось.
– Нет таких полномочий.
– Вы издеваетесь надо мной?
– У меня нет полномочий издеваться над людьми.
– Да что вы?! – искренне удивилась Аграфена. – Вы, видимо, несете смех и радость людям? А жить мне где? У вас будут неприятности, если я останусь на улице!
– Ваше имя и фамилия? – несколько дрогнул ее собеседник.
– Аграфена Пичугина.
– Вы можете жить в номере Вилли, мне дано такое распоряжение, – спокойно ответил портье, нисколько не меняясь в лице.
– Да что вы? А где же он сам?
– Не имею…
– Извините, а где у вас кнопка? – вдруг спросила Груня.
– Что? – поднял густые брови домиком портье.
– Где ваш пульт управления? – строго произнесла Груня. – Я хо-чу вас пе-ре-прог-рам-ми-ро-вать.
«Домики» сложились обратно. Видимо, юмор мужчина все же воспринимал.
– Я понимаю вашу иронию. Вы живете в номере с Вилли, но немало женщин приходило к нему и жило с ним. Большинство оставались на одну ночь… – Портье многозначительно посмотрел на художницу, намекая, что и она может оказаться такой вот однодневкой.
– Меня не интересуют подробности его личной жизни, – сухо заметила Аграфена.
– И это не значит, что я должен всем докладывать о его передвижениях, – продолжил портье. – А если учесть, что сам комиссар полиции предупредил весь персонал о грозящей хозяину угрозе… Нам запрещено вообще говорить о нем. Я очень уважаю Вилли и никогда не нарушу распорядок. Кроме того, если кто-то будет наводить справки о нем, особенно о том, где он находится, о его маршруте передвижений и расписании встреч, нам велено незамедлительно сообщать в полицию. Так что…
– А на наводящие вопросы вы можете ответить?
– Не знаю. Смотря что за вопросы.
– Вилли в отеле?
– Нет.
– В Будапеште?
– Нет.
– Он вылетел из страны?! – воскликнула Груша.
– Боюсь, что да. По работе.
– А куда?
– Я не в курсе. Знал бы – не сказал.
– Телефон… – рискнула все же попросить художница.
– Нет.
– Понятно, – вздохнула Груня. – Дайте ключи от номера.
– Пожалуйста.
– Я, значит, буду в номере одна? – уточнила она.
– Совершенно верно, – подтвердил собеседник.
– А когда Вилли вернется?
– Не имею ни малейшего понятия, – твердо заявил портье, но Аграфена ему почему-то не поверила.
– Спасибо и на этом.
Груня поднялась в люкс к Вилли и осмотрелась. В апартаментах было убрано и стерильно чисто. Художница подошла к бару и достала бутылку шампанского.
– А кто откроет? – вслух спросила она. И сама себе ответила: – Да я же и открою. Такое дорогущее шампанское, где и когда я еще смогу такое выпить… А живу я без мужчины, значит, должна все делать сама. И сделаю! Снимается фольга, затем вот проволочка…
– А ты что тут делаешь? – раздался за ее спиной визгливый, неприятно-высокий женский голос.
Аграфена обернулась как раз в тот момент, когда пробка выскочила из бутылки и влетела прямиком в лицо вошедшей Насти, окропив ее всю шампанским. Полбутылки было потеряно.
– Ай-ай! Ой-ой! – кричала Настя, схватившись за лицо. Но ее руки, зажимающие нос, не могли остановить просачивающуюся тонкими струйками кровь.
Груня кинулась к старлетке, поволокла ее в ванную комнату. Холодная вода мало чем помогла, только сильно напугала Настю, когда кипенно-белая раковина перед ней окрасилась кровавыми разводами. Тогда Груня отвела ее в комнату, уложила на диван, положив на лицо молодой актрисы мокрое, холодное полотенце.
– Успокойся ты уже! Подумаешь, пробка в нос влетела…
– Ты это сделала специально! – визжала Настя каким-то сорванным голосом.
– Ага! Делать мне больше нечего…
– Но так нельзя попасть случайно! Ты прицелилась! Ты убить меня хотела! – ныла Настя. – Зачем я только сюда сунулась? Ты сумасшедшая!
– Разве пробкой от шампанского убивают? – начала нервничать Груня.
– Ты хотела оставить меня без глаза, чтобы я не смогла играть! – не сдавалась Анастасия, изображая из себя умирающего лебедя.
– Нужна ты мне! Я просто выпить дорогого вина хотела.
– А оно еще осталось? – спросила Настя, приподнимая полотенце с лица.
– Полбутылки, – ответила Аграфена, кинув взгляд на присмиревшую жидкость.
– Налей… – тоном умирающего лебедя попросила Анастасия.
Художница разлила остатки в два бокала, таких больших, под коньяк, сразу же предупредив:
– Закуски нет.
– Ничего страшного, я талию берегу, – ответила Настя, приподнимаясь на диване и отнимая полотенце от лица. – Вроде кровотечение прекратилось… По крайней мере, я больше не чувствую этот противный кисловатый вкус крови во рту. Что? Что ты на меня так смотришь? – испугалась Настенька.
– Так, ничего, – ответила Груня, ужасаясь размерам ее огромного синюшно-багрового носа.
Настя аккуратно потрогала его.
– Сильно распух?
– Прилично. Ты похожа на Тайсона. То есть на афроамериканца, занимающегося к тому же еще и боксом.
– Кошмар какой! Ты сломала мне нос! – Аграфена залпом выпила шампанское и поморщилась. – Так что ты тут делаешь?
