– Как фамилия этого философа?
– Кто ее знает? В моей хибаре фамилии не в ходу были, – пожал плечами Котиков. – Вот если вам описание того философа понадобится или возраст, к примеру, тогда пожалуйста. А про имя-фамилию не спрашивайте. Все равно не скажу, потому как не знаю.
– Тогда хоть опиши его.
– Внешность у него примечательная, – прикрывая глаза, чтобы легче было вспоминать, начал Котиков. – Высоченный мужик, под два метра ростом, а худющий, что твоя жердь. И нос крючком, точно клюв у коршуна. А еще глаза. Впалые такие и чернючие, как угли. К сорока ему тогда подкатывало. Помню, потому что хвастался он, что через месяц или около того, проставляться серьезно будет. Все говорят, мол, что сорок лет не отмечают, а он не из суеверных. На свое сорокалетие ведро бухла обещал выставить. Мужики все дразнили, откуда деньги возьмешь, а он отмахивался, мол, мать вышлет. Она на каждый день рождения кругленькую сумму ему ссужала. Так он говорил.
– Проставился? – полюбопытствовал Крячко.
– Черта лысого, – хихикнул Котиков. – За неделю до назначенной даты свинтил, и больше его никто не видел.
– Саму дату помнишь?
– Откуда? Летом это было, а когда именно, понятия не имею. Яблоки вовсю шли. У меня в саду уже нападали. Мы еще шутили, что закусь есть, а философа с ведром пойла как корова языком слизала.
– Еще что-то про философа добавить можешь?
– Еврей он вроде был, – выдал Котиков. – Мужики говорили, что он обрезанный, и в субботу его делать ничего не заставишь.
– Из дружков кто твою философию поддерживал? – перевел разговор Крячко.
– Это про неравенство, что ли? Да никто. Им всем до фени было. Пойло есть, крыша над головой, а остальное пусть работяги разруливают. Устраивала их такая жизнь. И потом, будь у меня последователи, вряд ли бы я тут один оказался, – резонно заметил Котиков.
– У меня больше вопросов нет, – обращаясь к Бессмертнову, проговорил Крячко. – Отпускаем?
– Погодите, люди добрые, дайте «косячок» дотянуть. Вернусь в камеру, делиться придется, – зачастил Котиков. – Эх, жаль, гостинчика не принесли. Хоть бы печенюшек каких подбросили от хозяйских щедрот.
Бессмертнов нажал кнопку, в комнату вошел охранник. Котиков поднялся, бросил тоскливый взгляд в коридор и, не сказав больше ни слова, вышел. Выждав положенное время, ушли и Крячко с Бессмертновым.
– Что обо всем этом думаешь? – занимая водительское кресло, поинтересовался Бессмертнов.
– Пока непонятно, – ответил Крячко. – С одной стороны, философ этот мог не один ум с дороги сбить. С другой стороны, контингент на хате у Котикова тот еще был. Возможно, он правду сказал о том, что им все до фени. Но прокатиться туда не помешает.
– Задача ясна. Едем в притон к бывшим дружкам Котикова. – Бессмертнов завел двигатель и покатил к выезду из города.
Дом Семенихи, приютившей бывших дружков Котикова, являл собой странное зрелище. Сам дом выглядел добротным, поставленным на века, а вот забор и прилежащие постройки вопили о заботливой руке настоящего хозяина. Двор был завален старыми деревянными ящиками. В таких в былые времена продукты в стеклянной таре в сельские магазины завозили. Ящиков этих во дворе было видимо-невидимо. Штабелями к забору примыкали, грудами у сараев валялись. И такое запустение кругом, тоска смертная.
Как только Крячко и Бессмертнов пересекли двор, на крыльцо выскочила бойкая старушка. Уперев руки в обширные бедра, она окинула посетителей строгим взглядом и зычным голосом заорала:
– Стой где стоишь! Ружья нет, но стрельнуть могу!
– Чего шумишь, Семениха? Или «нарики» «чернуху» варят? – ничуть не смутившись, проговорил Бессмертнов.
– Какие еще «нарики», гражданин начальник? – слегка подобрела Семениха. – В моем доме отродясь наркоши не водились.
– Видать, сама принимать пристрастилась, раз мента от проходимца отличить не можешь, – продолжал Бессмертнов.
– Прости, мил-человек, сослепу не признала. А это кто с тобой? Тоже начальник? – прищурилась Семениха.
– Начальник. Большой начальник, – засмеялся Бессмертнов. – Целый полковник, да еще и из столицы.
– Ах ты, батюшки! Из столицы? Это что ж ты, Андрей Васильевич, без предупреждения такого важного человека ко мне тащишь? У меня же контингент!
– Ничего, он привычный. Его твой контингент как раз и интересует, – произнес Бессмертнов, поднимаясь на крыльцо. – Кто из Котиковых у тебя сейчас квартирует?
– Из Котиковых? Да вы, никак, старым делом занялись? И когда только угомонитесь, – заворчала Семениха. – Знаете же, у меня всегда тихо. Никаких разборок, никакого криминала.
– Если не считать, что сынок твой второй десяток за убийство корячится, – заметил Бессмертнов.
– И что с того? Не я же ту мразь располосовала, – как ни в чем не бывало, заявила старуха.
– Семениха, не начинай старую песню! Сын твой убил шестерых невинных людей, а про мразь мы уже разговор вели, – прикрикнул на бабку Бессмертнов.
– И что с того? Людишек, конечно, жалко, но ведь сынок мой ничего плохого им делать не хотел. Бомбочку не рассчитал, это да. А мразь ту нужно было еще в утробе прикончить, – стояла на своем бабка.
– О чем речь? – вполголоса поинтересовался Крячко.
– Сынок ее вложил деньги в организацию типа МММ. Денежки потерял и решил расправиться с обидчиком. Подложил тому бомбу самодельную в автомобиль. Бомба взорвалась, когда тот возле супермаркета остановился. Шестерых разом убило. Вот такой он у нее красавчик, – пояснил Бессмертнов. – Теперь она грехи его замаливает, бездомных мужиков подбирает, кров им дает. Но насчет порядка правду говорит. В доме всегда тихо, соседи не жалуются.
– Случайность это, мил-человек, чистая случайность. Умерли люди, жалко их. Да ведь от судьбы не убежишь, верно? – кинулась Семениха за поддержкой к Крячко. – У тебя вот, мил-человек, детишки имеются?
– Не обзавелся, – сухо ответил Стас.
– Ничего, будут еще, – обнадежила Семениха. – Тогда и узнаешь, каково это, кровиночку взрощенную в тюрьму провожать.
– Ну, спасибо на добром слове, хозяйка, – опешил Крячко.
– Хорош лясы точить! На вопрос отвечай: кто из Котиковых у тебя квартирует? – оборвал беседу Бессмертнов.
– Ванька Косой, Лоботряс, Проныра, – начала перечислять Семениха. – Еще Гоголь забрел на днях. И Сирота, естественно. Он всегда при мне. Хороший мужчина, хозяйственный.
– Чего же он, такой хозяйственный, двор твой в порядок не приведет? – хмыкнул Крячко.
– А чем тебе мой двор не угодил? Двор как двор, мне нравится, – нараспев проговорила Семениха. – А хочешь, оставайся, позволю тебе во дворе похозяйничать.
Устав от долгих пререканий, Бессмертнов отодвинул бабку в сторону и прошел в дом. Крячко следовал за ним. Не успев войти, он тут же сморщился и зажал нос рукой. Вонь в доме стояла неимоверная.
