Гонка началась ровно в 5.15. Американские парни снова храбро отстали в самом начале. Так же, как и в Принстоне, кто-то в середине лодки ошибся на первом или на втором гребке. На четвертой дорожке японцы быстро вышли в лидеры, взбивая воду в пену почти на пятидесяти ударах в минуту своими короткими веслами и короткими толчками. Ноэль Дакворт и Рэн Лори сначала сильно вышли вперед, но потом опустили ритм, оставшись на втором месте за японцами, за ними шли Чехословакия, Франция и Соединенные Штаты, в самом конце, на скорости тридцать восемь гребков в минуту.
Мок и Хьюм плыли на высокой частоте до тех пор, пока не обогнали чехов на отметке в триста метров. Потом они снизили ритм до тридцати четырех. Далеко впереди японцы все еще гребли так, словно в них вселились демоны, и оторвались от британцев на целый корпус. Ни Мок, ни Дакворт не переживали из-за японцев. Они думали друг о друге. На протяжении следующих семисот метров лодки более-менее сохраняли свои позиции. Когда участники приблизились к отметке в половину пути, изможденные японцы внезапно и довольно предсказуемо начали замедляться и сильно отстали от основной группы вместе с чехами. Как и французы. В итоге, как и предполагалось, американцы и британцы остались впереди один на один. Скоро трибуны и эллинги показались в поле зрения команд, вниз по дорожкам. Теперь надо было сыграть в кошки-мышки.
Мок и Хьюм увеличили ритм, чтобы посмотреть, что случится. Частота гребка увеличилась до тридцати шести. Лодка США подобралась на полкорпуса ближе к корме английской лодки. Дакворт бросил взгляд через плечо. Он и Лори держали парней на частоте тридцати восьми. Это давало американцам преимущество. Британская лодка сохраняла лидирующую позицию. Экипажи в обеих лодках уже слышали рев толпы. Оба рулевых видели трибуны и огромный черно-белый знак с надписью «Ziel», обозначающий финишную линию впереди, но ни один еще не был готов сделать свой ход. Обе лодки сдерживали силы. Британцы делали длинные, размашистые гребки, все сильнее опрокидываясь назад в конце каждого толчка. Американцы гребли более короткими движениями и тратили гораздо меньше времени, чтобы вернуться на позицию после толчка.
Наконец, за 250 метров до конца гонки, Мок крикнул:
– Давайте, ребята. Сейчас! Сделайте десятку!
Парни сильно толкнули лодку, и американский флаг, развевающийся впереди «Хаски Клиппера», стал проплывать мимо Дакворта, подбираясь еще на половину длины к английскому судну. Дакворт и Лори увеличили частоту до сорока ударов в минуту. Еще несколько мгновений они сохраняли свою позицию, и белые лопасти лодки США яростно мелькали одновременно с малиновыми лопастями британской лодки. Потом Бобби Мок крикнул Хьюму снова увеличить ритм, и «Клиппер» стал продвигаться вперед.
В британской лодке Рэн Лори яростно толкал свое весло. У него было еще достаточно сил. Он хотел сделать больше. Но, как и у многих британских загребных в те времена, у него было весло с лопастью поменьше и поуже, чем у остальной команды – согласно мнению, что работой загребного было установить ритм, а не усиливать лодку. С маленькой лопастью весла он не рисковал истратить все силы и потерять форму к концу гонки. Но вместе с тем он не мог полностью выкладываться и оказывать максимальное давление на воду. И теперь он, возможно, завершит самую важную гонку в своей жизни, даже не устав – а это самое ужасное для любого гребца.
Нос британской лодки все еще оставался впереди американской за 150 метров до конца заплыва. Но вашингтонские парни уже поймали свою раскачку и держали ее. Они гребли так мощно, как никогда, выполняя огромные размашистые удары по воде, снова и снова, увеличивая ритм до сорока гребков. Они будто были прикованы друг к другу. Каждый мускул, сухожилие и связка в их телах горели болью, но они двигались за пределами боли, в идеальной и постоянной гармонии. Ничто не могло им помешать. За последние двадцать гребков, особенно за финальные великолепные двенадцать ударов, они еще ускорились и проплыли мимо британской лодки, решительно и однозначно. Двадцать пять тысяч болельщиков из разных стран – и многие из них из Америки – вскочили с мест и приветствовали их аплодисментами, когда нос их лодки прорезал финишную линию на целых шесть метров впереди британцев. Через секунду Дон Хьюм завалился вперед и упал через свое весло.
Мок целую минуту брызгал водой в лицо Хьюму прежде, чем тот смог снова сидеть прямо и взять весло в руки, чтобы помочь команде уплыть за пристань. Там парни услышали хорошие новости. Их время 6 минут и 0,8 секунды было новым гоночным рекордом. Более того, это был новый олимпийский рекорд, который улучшал результат Калифорнии в 1928 году, 6 минут 3,2 секунды. Когда Эл Албриксон взошел на пристань, он присел рядом с лодкой и с загадочной улыбкой тихонько сказал:
– Отличная работа, парни.
Джо никогда не слышал, чтобы его тренер говорил с ними таким тоном. Казалось, в его голосе сквозил намек на уважение. Даже почти почтение.
В тот вечер, пока парни ужинали в полицейской академии в Кёпенике, они торжествовали. Британцам теперь придется еще раз побороться и выиграть в утешительном заезде на следующий день, если они хотят быть одной из шести лодок в главной гонке за медали. У американских же парней будет выходной. Эл Албриксон, однако, совсем не был рад. Он был очень обеспокоен. После ужина он приказал Дону Хьюму ложиться обратно в постель. Парень выглядел как восставший из мертвых. Чем бы он ни болел, это была не обычная простуда – возможно, бронхиальная инфекция или атипичная пневмония. В любом случае Албриксону необходимо было решить, кто будет загребным в гонке за «золото» через сорок восемь часов.
После обеда на следующий день парни бродили по городу, подтрунивали друг над другом, заглядывали в магазины, фотографировались своими новыми аппаратами, покупали сувениры и открывали понемногу для себя новый Кёпеник, которого они еще никогда не видели. Как и большинство американцев в Берлине в то лето, они сделали заключение, что новая Германия – довольно чудесное местечко. На улицах было чисто, все люди оказались дружелюбными, иногда даже слишком, все работало четко и эффективно. Бродя по городу, ребята встречали много красивых девушек. Кёпеник был очарователен своей необычностью; Грюнау – зеленый, свежий и деревенский. Оба городка были почти такие же спокойные и мирные, как и те, в которых они выросли, в Вашингтоне.
Но за всем этим скрывалась Германия, которую парни не видели, Германия, которая была спрятана от них с помощью шикарных декораций и промежутка во времени. Дело было не только в спрятанных табличках «Für Juden verboten», «Juden sind hier unerwünscht» («Евреям вход запрещен»), в отсутствии на улицах цыган или в газете «Штурмовик», которая была убрана с полок табачных магазинов в Кёпенике. Были в этой стране и гораздо более темные и зловещие секреты, прятавшиеся вокруг них.
Они не знали ничего о потоках крови, вылившихся на воды реки Шпрее и озера Лангер-Зее в июне 1933 года, когда штурмовики-эсэсовцы окружили сотни евреев, социал-демократов и католиков в Кёпенике и до смерти замучили девяносто одного человека. Они избивали некоторых до тех пор, пока у людей не отказывали почки или не разрывалась кожа, заливали горячую смолу в раны, а потом сваливали изувеченные тела в спокойные воды, прилегающие к городу. Американцы не видели концентрационный лагерь Заксенхаузен, который строился тем летом совсем недалеко, к северу от Берлина, где очень скоро будут содержать более двух сотен тысяч евреев, гомосексуалистов, свидетелей Иеговы, цыган, советских военнопленных, польских граждан и студентов чешских университетов и где десятки тысяч из них умрут.
