Но был у него в жизни и светлый лучик. Почти каждый день Джойс теперь сходила со школьного автобуса на улице Сильберхорн, вниз по улице от ее дома, к реке в Хэппи Вэлли. Она бросалась между деревьев в поисках Джо. Когда она прибегала, парень всегда крепко ее обнимал, и ее окутывал, как она вспоминала, лежа на смертном одре, запах мокрой древесины, пота и сладкий аромат дикой природы.
Однажды ясным апрельским деньком она, как всегда, торопилась к Джо. Когда Джойс его нашла, он взял ее за руку и повел к маленькой лужайке среди тополей на южном берегу Дандженесс. Джо усадил ее в траву и попросил немного подождать. Он отошел на несколько шагов, присел и начал что-то внимательно изучать и искать в траве. Джойс знала, что он делает. У него была невероятная способность находить четырехлистный клевер, и он любил ей дарить листочки в знак своей привязанности. Ее всегда поражало то, с какой легкостью он их находил, но Джо всегда говорил ей, что эта способность не зависит от удачливости, она зависит от того, насколько пристально ты смотришь.
– Ты только тогда не сможешь найти четырехлистный клевер, – любил говорить он, – когда перестанешь его искать.
Ей это очень нравилось. Эта короткая фраза выражала все то, что привлекало ее в нем.
Девушка откинулась на траву и закрыла глаза, наслаждаясь солнцем, припекающим лицо и ноги. Через некоторое время, быстрее, чем обычно, к ней подошел Джо. Она села и улыбнулась ему.
– Нашел, – сказал он, сияя.
Он вытянул сжатый кулак, и Джойс протянула руку, чтобы взять листочек клевера. Но когда он раскрыл ладонь, то она увидела не клевер, а золотое колечко с малюсеньким, но идеально подобранным, сверкающим в скудных лучах весеннего солнца бриллиантом.
Глава пятая
Гребля – это, наверное, самый тяжелый вид спорта. Во время гонки нет ни перерывов, ни замен. Это спорт на грани человеческих возможностей. Тренер тем не менее должен открыть секреты того особого вида выносливости, которая рождается в человеческом сознании и сердце.
Джордж Йеоманс Покок
В разгар осени 1933 года дневная температура воздуха в Сиэтле упала до плюс пяти, а ночная – до минус пяти градусов. Вечно хмурое небо стало беспощадно поливать дождем потемневший город. Порывистый юго-западный ветер гнал волны, увенчанные белыми барашками, по водам озера Вашингтон. Двадцать второго октября штормовой ветер оборвал почти все вывески в городе и раскидал целый флот из лодок и катеров по озеру Юнион. В Пьюджет-Саунд была предпринята операция по спасению тридцати трех человек, прогулочные катера которых вынесло ветром на отмели.
Для молодых ребят, борющихся за место в команде первокурсников, окончательно испортившаяся погода обозначала только новые мучения и еще более тяжелый труд на борту «Олд Неро». Дождь бил по голым плечам и рукам. Волны и ветер жестко разбивались о весла, холодные брызги воды летели в лицо, обжигая глаза. Руки немели настолько, что без брошенного на них взгляда невозможно было определить, правильно ли они держат весло. Лицо будто сковывало маской. Ледяная вода озера, казалось, высасывала энергию из молодых тел быстрее, чем они ее вырабатывали. Жестокие судороги пронизывали мышцы, как только нагрузка на них спадала. Мальчишек с каждым днем оставалось все меньше и меньше.
К 30 октября из 175 студентов осталось всего 80 ребят, все еще соревнующихся за места в двух первых лодках первокурсников. Они знали, что будут еще третья и четвертая, но также понимали, что гребцы этих лодок вряд ли будут участвовать в весенних гонках, а затем зачислены в команду университета. Том Боллз решил, что настало время проводить тренировки лучших кандидатов не на «Олд Неро», а в барках. В числе избранных оказались оба друга – Джо Ранц и Роджер Моррис.
Джо и Джойс на пляже
Барки были очень похожи на академические суда, которые ребятам еще предстояло освоить. Но эти лодки были на пару десятков сантиметров шире, с более плоским дном и килем. Определенно более устойчивые, чем гоночные, это были странные суденышки – управлять ими было настолько же сложно, насколько легко было их перевернуть. Как и в самом начале, парням снова пришлось привыкать к абсолютно новому набору физических навыков и движений только для того, чтобы держать барку на плаву. Но это было уже что-то – оказаться за бортом «Олд Неро», в судне, которое хотя бы отдаленно напоминало академическую лодку. Уже из-за этого Джо распирала гордость – ведь он хотя бы сел в неё и удобно устроился, крепко привязав ноги к специальной подставке.
Для обоих парней – Джо и Роджера – добраться до барок было отрадной компенсацией за прошедшие дни, с тех пор как началось обучение, такое требовательное и жестокое. Каждый будний день Роджер упорно проходил четыре километра от дома родителей во Фримонте до университета, сидел на занятиях по инженерии, потом шел на тренировку, и когда она заканчивалась, возвращался домой тем же путем, чтобы помогать родителям по хозяйству и делать домашнее задание. По вечерам в пятницу и субботу, чтобы платить за обучение и помогать родителям с деньгами, он играл на саксофоне и кларнете в джазовой группе «Блю Лайрз», где числился еще со школы. По выходным он работал в семейной транспортной фирме – «Франклин Трансфер Компани», перевозя диваны, мягкие уголки и фортепиано из одного дома в другой по всему городу. Почти половина закладных на недвижимость в Америке этой осенью была просрочена, и каждый день тысячам семей приходило уведомление о лишении права выкупа, и поэтому работа Роджера была совсем невеселая – он перевозил семьи из их домов, на которые они зарабатывали всю свою жизнь. Слишком часто мужчины стояли на крыльце с пустым взглядом, а женщины рыдали на пороге дома, пока Роджер погружал последние их вещи в грузовик, который отвозил их не в другой дом, а на аукцион. И каждый раз, когда это случалось, Роджер тихо благодарил Господа, что до сих пор его семье удавалось сохранить хоть какой-то дом. Как и большинству людей, за несколько последних лет им пришлось сменить удобную и безопасную жизнь дельцов среднего класса на существование, в котором каждая копейка зарабатывалась все с бо́льшим трудом, чем предыдущая. По крайней мере, у них все еще был дом.
Роджер был очень странным парнем – немного угрюмый, он был склонен всегда говорить с людьми прямо, почти грубо. С ним было сложно близко подружиться, но Джо иногда сидел с ним в столовой. Они изредка разговаривали, неуклюже обсуждая университетские занятия. Но чаще всего ребята обедали в тишине. Казалось, что тонкая и не выраженная словами привязанность и уважение росли между ними, к остальным парням на лодочной станции Джо не чувствовал большой дружбы. Даже учитывая, что большинство опрятно одетых мальчиков выбыли, он все еще чувствовал, что сильно выделялся среди оставшихся. Каждый день он приходил в одном и том же мятом свитере, единственном, который у него был, и почти каждый день в раздевалке отпускались ехидные замечания по этому поводу. «Бродяга Джо, – ехидничали мальчишки, – как дела в трущобах? Ты что, с помощью этой штуки мотыля ловишь?» Джо старался приходить раньше, чтобы переодеться в форму для гребли прежде, чем появятся остальные.
