Старания Албриксона поубавить спеси во второкурсниках показали смешанные результаты. Через две недели он предпринял шаг, который показал его высокую оценку этой команды, хотя он и пытался это скрыть. Когда он впервые написал предварительную рассадку в лодках и рабочие графики экипажей на новый сезон на доске, все сразу увидели, что только четыре лодки из пяти состоят, как всегда, из смеси ребят с разных курсов – некоторые из прошлогодней второй лодки первокурсников, некоторые из запасных составов прошлого года, некоторые из прошогодней основной команды. Только одну лодку прошлого года Албриксон не расформировал, лодку Джо, первую лодку первокурсников. По крайней мере, какое-то время второкурсники будут плавать вместе, так же как и в июне, когда финальные выстрелы, означающие их победу, прогремели на мосту в Поукипси: Джордж Лунд на носу, Шорти Хант на второй позиции, Джо Ранц на третьей, Чак Хартман на четвертой, Делос Шоч на пятой, Боб Грин на шестой, Роджер Моррис на седьмой, Бад Шакт загребным и Джордж Морри на сиденье рулевого. Номера их мест были явным и неоспоримым доказательством того, что предположения второкурсников были правдой – в них действительно было что-то особенное, и Албриксон был уверен в них как в своей боевой единице. Но сколько бы второкурсники ни вчитывались в список, они не понимали, почему Албриксон поставил их экипаж в самый конец списка, расположение лодок в котором означало и статус команды в гребной программе. Парни со второго курса не были первой или второй лодкой. Они были лишь пятой командой – самой низкой по рангу, на последнем месте, где вообще не ожидалось увидеть кандидатов на соревнования следующей весной.
Парни не знали, что и думать об этом. Они не были так уж близки друг с другом, но были рады снова плавать вместе, хотя бы потому, что у них это хорошо получалось. Но учитывая чемпионский титул, парни считали, что их понизили неоправданно, и чувствовали себя довольно сильно обиженными отношением тренера к ним. Самодовольство быстро исчезло из их манеры общения. Албриксон был гораздо суровее Боллза, и этот сезон определенно обещал быть более тяжелым, чем предыдущий.
Когда начались осенние тренировки, Джо особенно сильно боролся сам с собой, чтобы не пасть духом. Проблема была не только в статусе лодки. И даже не в суровости долгих тренировок или в неизбежности грядущей холодной и дождливой погоды. Это были личные проблемы. Несмотря на то что он проработал все лето, теперь он стал еще беднее, чем в прошлом году. Даже цена на билеты в кино по субботам ему казалась пустыми и избыточными тратами. Его свидания с Джойс теперь представляли из себя скучные встречи в столовой, где они ели кетчуп, смешанный с горячей водой, называя эту смесь томатным супом, и заедали его пресными крекерами. Кольцо с бриллиантом на пальце Джойс немного утешало их обоих, но временами Джо, бросая на него взгляд, спрашивал себя, сможет ли он когда-нибудь достичь того уровня, который он сам от себя ожидал.
Семейные вопросы также волновали его. Джо наконец осмелился подойти к брату Фреду и открыто спросить его, где отец, и Фред после нескольких минут сдавленного мычания все рассказал ему. Гарри, Тула и все сводные братья и сестры Джо жили в Сиэтле. Все это время все были здесь, еще с той ночи 1929 года, когда они уехали, бросив Джо в Секиме.
Сначала они переехали в разрушенный сарай на берегу, на окраине городских трущоб. Это был не тонкий картонный навес, но не намного лучше, по правде говоря. В сарае было только две комнаты. Одна, с туалетом и раковиной, служила ванной и кухней; другая, с печью в углу, была гостиной и спальней для всех шести обитателей здания. По ночам грузовики проезжали в нескольких сантиметрах от их двери. Бандиты и проститутки слонялись по улице в свете фонарей. Крысы сновали по углам обеих комнат сарая. Гарри не мог найти работу, ради которой они ехали в Сиэтл, и в итоге встал в очередь на получение пособия по безработице.
Они недолго оставались в побережном сарае, но в старом доме на Финни-Ридж, к западу от озера Грин, куда они переехали, было лишь немного лучше. Это здание было построено в 1885 году, и ремонта или хоть какого-нибудь улучшения условий с тех пор там не было. В доме была только одна электрическая розетка и одна дровяная печь для поддержания тепла. Тем не менее печь была им бесполезна, потому что семья Ранц не могла позволить себе купить дров для ее растопки. Расположенный на возвышении, дом был открыт всем ветрам, дувшим с севера. Отчаянно желая обогреть дом и хоть немного раздобыть еды, Тула начала заглядывать в местные благотворительные столовые и продовольственный склад в их районе, устроенные Лигой Безработных Граждан, организацией, основанной местными социалистами. Члены Лиги посвятили себя тому, чтобы обеспечить еду и дрова беднякам, и они тщательно собирали все, что могли, каждое зернышко с полей восточного Вашингтона, каждую ветку из лесов Каскадных гор, привозя в Сиэтл то, что удавалось отыскать. Однако собранный ими урожай был всегда довольно скудным. Та пища, которую Туле удавалось раздобыть для своих детей, состояла в основном из пастернака, брюквы, картошки и тоненьких ломтиков говядины, которые она готовила в виде рагу. Чаще всего у них не было дров для печи, и Тула просто брала свой электрический утюг, переворачивала его, втыкала в розетку, и на нем готовила еду.
Отец Тулы умер еще в 1926 году, но ее мать жила в большом доме всего в нескольких кварталах вниз по склону холма, на улице Аврора Авеню, рядом с озером Грин. Мари Лафоллет была против брака дочери с самого начала, а теперь она абсолютно разочаровалась в Гарри и в том, как обернулась их жизнь. Было лишь единственное одолжение, на которое она согласилась, признавая таким образом свои семейные узы. Каждое воскресное утро Туле разрешалось отправить детей с чашками к дому бабушки, за несколькими порциями для них манной каши. Но на этом ее щедрость заканчивалась. Одна чашка манной каши раз в неделю – и ничего больше в поддержку. И даже этот ритуал, казалось, был придуман, чтобы четко дать им понять ее презрение. Восемьдесят лет спустя голос Гарри-младшего все еще дрожал, когда он вспоминал те дни: «Одна чашка. Один раз в неделю. Я этого так и не понял». Однако Тула поняла намек. Она приказала мужу убираться из дома и не возвращаться до тех пор, пока он не найдет работу. Гарри уехал в Лос-Анджелес. Через шесть месяцев он вернулся с мотоциклом, но по-прежнему без работы.
Тула выдвинула ему еще один ультиматум, и Гарри в конце концов нашел работу главным механиком в магазине-пекарне «Голден Рул», во Фримонте. «Голден Рул» было учреждением, которое являлось ярым противником профсоюзов – и за следующие несколько лет оно побывает в центре охватившего весь город бойкота и трудовых стачек. По этой причине оплата там была довольно низкой. Но это все-таки были деньги, а Гарри не мог позволить себе быть избирательным. Он перевез свою семью в маленький, но приличный домик на углу тридцать девятой и Бэгли, недалеко от пекарни, совсем рядом с северной оконечностью озера Юнион, где Джо тренировался почти каждый день. Там Джо и нашел их осенью 1934 года, по адресу, который в конечном счете дал ему Фред.
Это было мало похоже на счастливое воссоединение семьи. В тот день Джо и Джойс сели во «Франклин» и поехали на указанный адрес. Они оставили машину на Багли, глубоко вздохнули и, держась за руки, поднялись на несколько бетонных ступенек, ведущих к парадному крыльцу. Они услышали, что в доме кто-то играет на скрипке. Джо постучал в желтую голландскую дверь, и скрипка затихла. Легкая тень промелькнула за тюлевыми занавесками на верхней части двери. Потом тень минуту поколебалась, и через несколько мгновений Тула наполовину приоткрыла перед ними дверь.
