В гребле есть одно невероятное явление, которое трудно достигается и его почти невозможно описать словами. Очень многим командам, даже командам-победителям, так и не удается достичь этого. Некоторым удается достичь, но не могут повторить. Это явление называется «раскачка». Происходит она лишь тогда, когда все девять ребят гребут настолько идеально и одинаково, что ни одно действие каждого не выбивается из действий остальных. Дело не только в том, что весла входят и поднимаются из воды в одну и ту же секунду. Шестнадцать рук толкают, шестнадцать коленей сгибаются и разгибаются, восемь тел проскальзывают вперед и назад, восемь спин сгибаются и выпрямляются одновременно и абсолютно одинаково. Ежесекундные действия – каждый легкий поворот кистей, стоп, локтей и коленей – должны в точности повторяться каждым гребцом, от одного конца лодки до другого. Только тогда судно между толчками весел будет идти почти беспрепятственно, стремительно и грациозно. Только тогда возникнет ощущение, что лодка – часть каждого из них, что она движется сама по себе. Только тогда боль полностью сменяется торжеством и гордостью. Тогда гребля становится идеальным универсальным языком, своеобразной поэзией – именно такие ощущении вызывает правильная раскачка.
При хорошей раскачке лодка не обязательно идет быстрее, однако, если действия отдельных людей не тормозят движение лодки, гребцы неизменно получают больше отдачи от каждого гребка, повышается коэффициент полезного действия. В основном это позволяет им сохранять силы, грести на более низкой частоте, при этом двигаться по воде максимально эффективно, часто гораздо быстрее, чем та команда, которая делает более трудозатратные гребки при более высоком ритме. Это позволяет им сохранить энергию для невероятно мощного, стремительного и очень тяжелого спринта в конце гонки. Держать раскачку очень сложно, когда команда увеличивает частоту гребка. Когда темп увеличивается, каждое из миллиардов мелких движений должно произойти в более сжатые временные интервалы, так что в какой-то момент становится практически невозможно удержать лодку в таком состоянии при высокой частоте гребков. Но чем ближе подходит команда к этому идеалу – достигая и удерживая раскачку на высокой частоте, – тем ближе она к более высокому уровню, к уровню чемпионов.
Команда второкурсников уловила свою раскачку в тот день, когда выиграли регату в Поукипси еще на первом курсе, и Эл Албриксон этого не забыл, он не мог выбросить эту картинку из головы. Что-то невероятное, почти магическое, было в том, как они завершили ту гонку. И он верил, что они это не растеряли.
Но по мере приближения Тихоокеанской регаты, погода в начале апреля опять испортилась, и второкурсникам никак не удавалось вернуть и удержать эту магию. В один день они ловили раскачку; на следующий день они ее теряли. Они выигрывали у второго состава в понедельник, проигрывали с огромным отставанием во вторник, потом опять побеждали в среду и плелись в самом хвосте в четверг. Когда ребята приходили первыми, то делали это с непередаваемой легкостью; когда проигрывали – то казалось, что они впервые сели в лодку. Дымящийся от напряжения, Албриксон официально поднял этот вопрос в «Сиэтл таймс» 2 апреля: «Я никогда не видел подобной ситуации… Никогда раньше за весь мой тренерский опыт в Вашингтонском университете не было такого, что к середине апреля я не мог четко ответить на вопрос, какая команда – лидер». Ему все еще предстояло принять решение.
Наконец он сделал то, что хотел сделать уже давно. Он официально объявил лодку второкурсников основным университетским экипажем 1935 года. Местные газеты объявили это всему миру. И второкурсники на следующий же день проиграли гонку с командой второго состава, члены которой тут же потребовали отдать им статус университетской команды на время регаты. Албриксон, вскидывая глаза к небу, объявил, что передумал. Они еще раз будут соревноваться друг с другом, уже в Калифорнии. И тогда тот экипаж, который покажет лучшее в Окленде, будет объявлен основным составом на Тихоокеанскую регату.
Позиционирование команды второкурсников в качестве университетской команды было необычным ходом, но далеко не новым. Кай Эбрайт, на самом деле, двигался в том же направлении – возможно, отреагировав на статьи, которые он читал о второкурсниках Вашингтона. По мере приближения Тихоокеанской регаты довольно неожиданно Эбрайт убрал из основного состава тех ребят, которые выиграли национальный титул в Поукипси в прошлом году, и посадил в свою лодку в основном второкурсников и прошлогодний запасной состав. Только один из чемпионов прошлого года теперь сидел в основной лодке, и Эбрайта озадачивали неудовлетворительные результаты старших парней. Когда Роял Броухэм прибыл в Окленд, чтобы осветить регату, Эбрайт взывал к нему: «Скажите мне, пожалуйста, почему команда, которая в прошлом июне была лучшей в США, не может поднапрячься и побить лодку, собранную из малышей-второкурсников и запасного состава?» Броухэм понятия не имел, почему, но он был счастлив сообщить полученные разведданные Албриксону, в Сиэтл. А еще в свое сообщение он добавил предупреждение. Он замерил время гонки у лодки Эбрайта. «Было бы ошибкой считать новую университетскую команду «Беар» медленной, мистер Албриксон… но этой лодке еще расти и расти». Когда Албриксон изучил все детали, особенно тот факт, что Эбрайт поменял даже Дика Бернли, огромного загребного, который привел Калифорнию к победе над его парнями в Поукипси, он был потрясен. Он знал, что Эбрайт смотрит в будущее, в 1936 год, и ищет молодые таланты, как и он сам. Но кого нашел Эбрайт, кто мог превзойти такую машину, как Бернли, загребного лодки национальных чемпионов?
В восемь часов утра седьмого апреля все три вашингтонские команды уже были в Калифорнии, гребя под дождем в своей лодке по грязным бурным водам Окленд Эсчуари, против ветра скоростью тринадцать метров в секунду, который в тот день носился над бухтой Сан-Франциско и кидал соленые брызги им в лица. За исключением соленого вкуса воды, все остальное было как дома. Они привезли с собой частичку Сиэтла на юг. Они проплыли по всей длине Эсчуари, и дальше, вдоль отмелей, на восточное побережье бухты. Серебристые опоры моста Бэй возвышались из воды перед ними, элегантные шпили его с удивительной грацией тянулись наверх, выстроившись через бухту в сторону острова Треже-Айленд и Сан-Франциско. На открытой воде залива, однако, волны были более тяжелые и мощные и угрожали перевернуть лодки. Албриксон повернул их назад.
На пути туда ему показалось, что лодка запасного состава движется лучше, чем второкурсники. На пути обратно второкурсники шли лучше, чем запасной состав. Все ждали, когда Албриксон устроит решающую гонку на время, как и обещал перед тем, как они покинули Сиэтл. Экипажи едва разговаривали друг с другом.
Кай Эбрайт
Тем временем Эл Албриксон и Кай Эбрайт исполнили свою ежегодную сложившуюся традицию. Каждый пытался сделать как можно более мрачные прогнозы на грядущую регату. Албриксон заявил, что его парни слишком поправились и потеряли форму из-за отмены тренировок в Сиэтле. Он надеялся, но не смог к этому времени вернуть их в боевое состояние. Он оценил их как «темных лошадок» для этой регаты. «Мои парни не готовы к гонке. Они вчера тренировали заплыв на пять километров и едва дышали под конец второго. У нас в этом году было меньше всего возможности поработать над физической гоночной формой». Репортеры, однако, отметили, что парни выглядели довольно подтянутыми, когда те вышли из поезда. Потом, когда у него спросили, почему он приехал с целой лодкой второкурсников, Албриксон злобно посмотрел на репортера и ответил: «Они – лучшее, что есть». Эбрайт пытался повернуть разговор в другую сторону. Он сказал прессе меньше, но говорил о позиции своих ребят более прямо. В разговоре с «Нью-Йорк таймс» Кай заявил: «У Калифорнии есть шанс, но я думаю, что Вашингтон победит». И добавил: «Наши шансы на победу невелики. Основная команда в этом году, без сомнения, медленнее, чем прошогодняя, моим ребятам не хватает опыта». Он ничего не рассказал о своих новых парнях.
