Двенадцатого июня, за шесть дней до гонки, Албриксон снова поставил обе свои лодки нос к носу, и второкурсники потерпели очередную неудачу, только завидев на воде старших парней. Они финишировали на восемь корпусов позади. Это окончательно все решило. Албриксон дал отмашку. Второкурсники теперь официально являются запасным составом; старшие парни будут грести в гонке основных лодок. Для Джо и его соратников это был ужасный удар, но с точки зрения Албриксона, преимущество в восемь корпусов его новой университетской команды предвещало хорошее развитие событий в самой важной гонке 18 июля. И он больше всего хотел выиграть именно университетскую гонку. Вашингтону не удавалось этого сделать с 1926 года, когда он еще сам был загребным в команде «Хаски». Албриксон сразу же официально объявил о понижении статуса лодки второкурсников. Роберт Келлэй из «Нью-Йорк таймс», глядя на пробный заплыв основного состава Вашингтона, заметил то же самое, что и репортеры в Сиэтле – на пятом и шестом километрах старшие парни заметно замедлялись.
Позже в тот же день Албриксон получил письмо от президента Соединенных Штатов. Несколько дней назад Албриксон пригласил Франклина Делано Рузвельта – очень ярого фаната команды «Хаски», чей сын Франклин-младший через несколько дней будет выступать за Гарвард в гонке против Йеля – поплавать с ним в тренерском катере и понаблюдать за гонкой на время. Президент ответил, что, к сожалению, не сможет приехать, так как он должен присутствовать в Вашингтоне, чтобы подписать указ о расширении Национальной администрации восстановления до того, как уедет в Нью-Лондон, чтобы поболеть за Франклина-младшего. Но в тот вечер Албриксон получил весточку из Гайд-парка, находящегося выше по течению Гудзона. Это было письмо от Джона Рузвельта, младшего сына президента. Он также выступал за Гарвард и интересовался, сможет ли поплавать с Албриксоном вместо президента.
На следующий день вместе с Джоном Рузвельтом – высоким, красивым юношей с приветливой улыбкой и аккуратно зачесанными назад волосами – Албриксон сел на свой катер и провел еще одно финальное испытание, просто чтобы посмотреть, чего можно ожидать от ребят в гонке на следующий день. Он начал со старших парней, его новой основной команды, на дистанции в шесть с половиной километров. На отметке в полтора километра к ним присоединились Джо и остальные второкурсники. Они быстро оторвались от основного состава. На отметке в три с половиной километра великолепные первокурсники Тома Боллза присоединились к гонке. Весь оставшийся путь второкурсники и первокурсники сражались за первенство, а явно измотанная команда основного состава безуспешно пыталась догнать обе лодки. В итоге первокурсники пришли на полкорпуса впереди второкурсников, и обе лодки оставили новый основной состав университетской команды далеко позади. Удивленный Джордж Покок прокомментировал:
– Второкурсники сегодня плавали так, как уже давно не плавали. Они явно выглядели как команда, которая только набирает обороты.
Насколько нам известно, Эл Албриксон не сказал ничего – ни официально, ни самым близким его друзьям, – но он, должно быть, в тот вечер разгромил свою комнату. К этому моменту жребий уже был брошен, программки напечатаны, и старшие парни в любом случае будут выступать как команда университета. Но ему очень не понравилось то, что он только что увидел.
Четырнадцатого июня Албриксон пригласил Рояла Броухэма в пансион, в комнаты, где обитала команда, чтобы показать ему кое-что. Долгие месяцы Броухэм использовал свою ежедневную спортивную колонку «На следующее утро», чтобы воспевать хвалебные песни команде второкурсников, иногда за счет старших парней, которые сейчас составляли университетскую сборную. Старшие парни расценивали это как вызов. Теперь в раздевалке они нарисовали плакаты, чтобы мотивировать самих себя: «Помни «На следующее утро!» и «Давайте зададим ребятишкам Броухэма!» Более того, Албриксон сказал Броухэму, что у Бобби Мока была новая мантра: «Покажите большую десятку РБ!» Когда Мок впервые стал использовать ее, Албриксон сказал: «Парни настолько разгорячились, что им придется обернуть асбест вокруг весельных ручек, чтобы лодка не сгорела».
Но скорее всего Албриксон не знал, что Бобби Мок разработал изощренный набор вербальных кодов, истинное значение которых знали только он и его команда. Некоторые из них были просто аббревиатурами более длинных команд, которые он иногда выкрикивал в лодке. «МСС», например, обозначало «медленнее скользим на слайдерах». «ОК» означало «остаемся на киле». Большинство, однако, были закодированы потому, что ни Мок, ни его парни не хотели, чтобы другие команды или тренеры знали точное значение. «НИЗ» значило «намылим им зад». «ПВ» значило «побьем второкурсников». А был еще «БАМ», что означало «бьем албриксоновских малышей».
Наутро перед регатой на лодочной станции Вашингтона было тихо. В отличие от футбольных тренеров, которые часто настраивают своих игроков на крупные матчи, тренеры по гребле часто выбирают противоположную тактику. Хорошо тренированные гребцы, по опыту Албриксона, были как легковозбудимые скаковые лошади. Как только они начинают двигаться, то выжмут из себя все соки, чтобы выиграть. Их сила неукротима. Но крайне нежелательно приводить их к выпускным воротам в шорах. Он всегда до гонки сдерживал напряжение, так что парни все утро спали, играли в карты и тихо болтали.
Зрителей на регате ожидалось более ста тысяч человек, но днем появилась только где-то треть этого количества. Был очень ветреный день, и дождь лил с темного неба потоками – не самая удачная погода, чтобы мерзнуть на улице и наблюдать за гонкой. Эсминец морского флота «Тэмпа» и катер береговой охраны длиной в семьдесят пять метров были на месте, но менее сотни судов поменьше – яхт, плавучих домов и парусников – прибыли на финишную линию, где и стояли, покачиваясь, на якорях. Почти все люди на бортах этих судов оставались на нижних палубах вплоть до самого начала гонки.
Днем зрители стали выходить на верхние палубы в непромокаемых плащах и бушлатах. В Поукипси группа болельщиков принесла ярко-розовую клеенчатую скатерть и соорудила из нее капюшоны и шапки. Другая компания заглянула в строительный магазин, откуда они притащили рулон рубероида и придумали, как соорудить из них дождевики. Потихоньку темные толпы людей, прятавшихся под зонтиками, спускались вниз по крутому склону от главной улицы к воде, где занимали свои позиции вдоль берега либо ждали в очереди, чтобы переплыть реку на паромах. В обзорный поезд начали садиться зрители, хотя в этом году открытые вагоны не были так популярны, как закрытые, которые быстро наполнились до отказа. В эллингах по обе стороны реки парни заканчивали оснащать и проверять свои судна. Из шестнадцати лодок, выступавших на регате в тот день, Джордж Покок построил пятнадцать.
Незадолго до 4 часов дня первокурсники Тома Боллза под проливным дождем проплыли вверх по реке к выпускным шлюпкам и заняли стартовые позиции, с одной стороны от них стояла лодка Колумбийского университета, с другой – Калифорнийского. Том Боллз и Эл Албриксон сели в вагон прессы вместе с Джоном Рузвельтом, который за одну ночь стал ярым фанатом «Хаски». Вода капала с поношенной счастливой шляпы Боллза. С тех пор как он начал носить ее в день гонки с 1930 года, его команды ни разу не проигрывали.
