Через четыре дня, 10 июня, в восемь часов вечера, полицейский эскорт с мерцающими красными огнями и завывающими сиренами проводил колонну автомобилей, везущих вашингтонкие команды и тренеров через Грик Роу мимо толпы аплодирующих студентов, потом через центр Сиэтла и к станции Юнион. Парни были в прекрасном расположении духа, как и тренеры. Как парней и предупреждали, они подготовились к путешествию с расчетом, что не вернутся домой до сентября. Некоторые из ребят даже начали планировать поездки по Европе после Олимпийских игр, и это было опрометчивое предположение для мальчишек из Сиэтла, хотя ни один не был уверен, что у него останутся деньги, если они попадут в Европу. У Джонни Уайта пока было целое состояние – всего четырнадцать долларов в кармане. Джордж Покок написал своему отцу, Аарону, что он, может быть, заедет к нему в гости в Лондон. Бобби Мок попросил у своего отца адрес их родственников в Швейцарии и Эльзас-Лотарингии, чтобы их навестить. Его отец, Гастон, некоторое время колебался и внезапно очень разволновался по непонятной для Бобби причине, но в итоге сказал, что пришлет ему адрес позже, если их команда на самом деле доедет до Европы.
На станции, так же как и в прошлом году, оркестр играл боевые песни, группа поддержки танцевала, тренеры произносили небольшие речи, взрывались хлопушки и жужжали камеры новостей, пока парни садились в поезд. В этом году станция была забита до отказа, не только студентами и корреспондентами, но также их родителями, сестрами, братьями, дядями, тетями, бабушками и дедушками, двоюродными братьями, соседями и абсолютно незнакомыми людьми. Может быть, их город наконец-то появится на карте США. Если так, каждый хотел стать свидетелем этого исторического момента. Когда Роял Броухэм сел в поезд, он отметил, что команда покидала город «с такой задорной решимостью и оптимизмом, как никогда ранее. Мальчишки чувствуют важность момента каждой клеточкой своего тела… Они в мыслях уже пожимают руку Гитлеру».
Но Броухэм был обеспокоен. Он уже видел все это раньше и видел грустные последствия разбитых надежд граждан Сиэтла в прошлом году. Он сел за печатную машинку в своем вагоне и набрал на ней заключительные строки для своей утренней колонки. Он предупредил читателей, чтобы те не забывали о «блуждающем призраке последнего километра». Пока что он не упомянул о своем, даже большем, беспокойстве за двухкилометровый спринт на Олимпийских отборочных соревнованиях.
Потом поезд издал протяжный свист, дрогнул и стал отъезжать от станции, а мальчишки свешивались из окон и кричали на прощанье: «Пока, мама!», «Я напишу из Берлина». Джо тоже высунулся из окна, вглядываясь в толпу. Потом, в уголке перрона, он нашел ее. Джойс стояла вместе с его отцом и детьми, подпрыгивала на месте и высоко держала над головой плакат, на котором она нарисовала большой зеленый четырехлистный лепесток клевера.
Поезд направлялся на восток, и парни откинулись на сиденьях, чувствуя свободу и легкость. Погода на улице была теплой, но не душной, и весь путь они, покачиваясь на своих койках, спали сколько хотели, время от времени играли в блек-джек и покер и возродили старую игру – кидать шарики с водой в изредка появляющихся на пути коров и дремлющих собак. В первое утро их пути Эл Албриксон поведал им счастливые новости. Он объявил, что хотел бы, чтобы каждый из них набрал по полтора-два килограмма перед тем, как они доедут до Поукипси. Вагон-ресторан теперь принадлежал им – без ограничений. Парни принялись за дело с энтузиазмом. Джо едва мог в это поверить. Он заказал стейк, потом еще один и на этот раз съел еще и порцию мороженого.
Пока парни обедали, Эл Албриксон, Том Боллз и Джордж Покок собрали стратегическое совещание в своем вагоне. Они прекрасно знали, что думал Кай Эбрайт, из-за чего так волновался Роял Броухэм и что печатали многие журналисты в восточных газетах: Вашингтон опять выйдет из соревнований на последних сотнях метров в шестикилометровой гонке. Что бы ни случилось, все трое решили, что в этом году не проиграют гонку таким позорным способом. Тренеры придумали план. Албриксону всегда нравился прием отставания от основной гонки, чтобы сохранить силы к концу заплыва, но раньше он всегда требовал от ребят сначала взять мощный старт, потом плыть всю гонку поближе к лидерам, а потом обойти их на убийственном спринте в конце. Новый план был довольно близок к этой базовой стратегии, но со своей изюминкой. Лодка покинет стартовую линию сильным рывком, достаточным для того, чтобы набрать хороший импульс, но потом ребята перейдут на низкую частоту удара в двадцать восемь или двадцать девять гребков. Более того, они будут держать этот ритм вне зависимости от того, что будут делать соперники, но так, чтобы оставаться в пределах двух корпусов отставания от других участников. В идеале, в таком ритме они должны оставаться первые два километра, потом увеличить частоту до тридцати одного и держать ее до тех пор, пока не пересекут отметку в три километра. На отметке в три километра Бобби Мок скажет Дону Хьюму ускориться, и они начнут нагонять лидеров, которые к тому моменту уже устанут. Сравнительно медленный старт был рискованным. Это означало, что парням, скорее всего, придется пропустить все до одной лодки на пути к финишу, но, по крайней мере, они сохранят силы для конца гонки. Когда они все пришли к соглашению, Эл Албриксон рассказал план Бобби Моку.
Парни из Вашингтона прибыли в Поукипси рано утром 14 июня, прямо посреди летней грозы. Промокшие до нитки под проливным дождем, они выгрузили лодки из багажного вагона, подняли их над головами и поспешили вниз по реке, чтобы сложить снаряжение и осмотреть новую местность. В этом году они заняли не тот старый расшатанный сарай на берегу Хайленда. Эл Албриксон подготовил для них бывший эллинг Корнела, гораздо более прочное строение на восточном берегу реки, рядом с лодочной станцией Калифорнии. Ребята сняли свои мокрые плащи и обошли здание, восхищаясь роскошью предоставленного им помещения. В этом эллинге были горячие души, спортивный зал, электрическое освещение и просторная общая спальня с очень длинными кроватями. Внутри было даже радио, на котором парни могли слушать все – от трансляций бейсбольных матчей до комедийных выпусков «Фибер Макги и Молли» и трансляций Нью-Йоркской филармонии прямо из Карнеги-холла, или, если Джо брал в руки приемник, программу с деревенской музыкой «Нэшенел Барн Данс» из Чикаго. Спереди от эллинга была пристроенная застекленная веранда, где ребята смогут спать, если погода будет слишком жаркой. И так как снаружи лил дождь, парни оценили всю прелесть целой крыши.
Когда они закончили обустраиваться, парни почувствовали запах готовящегося обеда. Их голод и, в частности, нюх Джо Ранца привели их на лучшее место в их новом эллинге – на открытую кухню на пляже, расположенную всего в десяти метрах от главной двери здания. Заведовала этой кухней Эванда Мэй Калимар, женщина грандиозных форм и яркой во всех смыслах внешности, и, как парни вскоре выяснили, великолепный повар. Здесь же работали ее сын, Оливер, ее мать, зять, и все были заняты приготовлением курицы на обед для вашингтонской команды. Парни скоро решили, что попали прямо в рай. Роял Броухэм, позабавленный этим, наблюдал, как мальчишки поглощали свой первый обед здесь, и потом отправил в редакцию целую историю об этом событии. «Пост-Интеллиженсер» опубликовал ее с фотографией Джо и подписью под ней: «Джо Ранц, объедающийся чемпион».
