Дверь им открыл сам Фелисито. Он был возбужден, сиял, не помнил себя от радости. С лица его сошла всегдашняя суровость, исчезла и трагикомическая маска последних дней.
Коммерсант широко улыбался, маленькие глазки довольно блестели. Казалось, он помолодел. Фелисито был без пиджака, в расстегнутой жилетке. Какой же он щупленький — грудь чуть ли не касается спины, да какой плюгавый — на взгляд Литумы, почти что карлик. Как только этот человечек, не склонный к бурному проявлению эмоций, увидел полицейских, он поступил совершенно неожиданным образом: раскинул руки и бросился обнимать капитана Сильву.
— Все случилось, как вы и говорили, капитан! — Фелисито восторженно лупил офицера по спине. — Ее отпустили, отпустили! Вы были правы, сеньор комиссар. Мне не хватает слов, чтобы выразить свою признательность. Я вернулся к жизни, и все благодаря вам. И вам тоже, сержант. Спасибо, огромное спасибо вам обоим!
Глаза его повлажнели от избытка чувств. Мабель принимает душ, она выйдет через секундочку. Фелисито усадил их в маленькой гостиной, под изображением Сердца Христова, перед столиком, на котором стоял вымпел с перуанским флагом и картонный язычок пламени. Вентилятор работал на полную мощность, пластмассовые цветочки колыхались от ветра. На все вопросы офицера коммерсант отвечал весело, размашисто кивая: да-да, с ней все в порядке, страху, конечно, натерпелась, но, по счастью, ее не били и, хвала Господу, не насиловали. Ее все время держали с повязкой на глазах, со связанными руками — что за бессердечные изуверы! Да Мабель им все сама обскажет, через секундочку она будет здесь. Фелисито поминутно вскидывал руки к потолку: «Если бы с ней что-то случилось, я никогда бы себе не простил. Бедняжечка! Весь этот крестный путь — и по моей вине. Я никогда не отличался религиозным пылом, однако теперь я пообещал Господу, что с этого дня буду ходить к мессе каждое воскресенье». «Да он от нее совсем без ума, втюрился окончательно», — подумал Литума. Определенно, он ее оттарабанит по первому разряду. Эта мысль напомнила сержанту, что сам он одинок и с женщиной не был уже бог весть сколько времени. Полицейский позавидовал дону Фелисито и сам на себя разозлился.
Мабель вышла к ним в халате с цветочками, в шлепанцах и в полотенце, обмотанном вокруг головы наподобие тюрбана. Такая Мабель — бледная, ненакрашенная, все еще с перепуганными глазами — показалась Литуме менее привлекательной, чем в тот день, когда она приходила в комиссариат для дачи показаний. Но сержанту все равно нравился ее вздернутый носик, ее тонкие лодыжки и изгиб стопы. Кожа на ногах у девушки была светлее, чем на руках и на плечах.
— Простите, что не могу вас ничем угостить. — Мабель жестом предложила гостям садиться. И даже попыталась пошутить: — Как вы понимаете, в последние дни мне было не до покупок, а в холодильнике не осталось даже кока-колы.
— Мы очень сожалеем о том, что с вами произошло. — Капитан Сильва отвесил церемонный поклон. — Господин Янаке сказал, что вам не причинили вреда. Это правда?
Лицо Мабель как-то странно исказилось: полуулыбка-полугримаса.
— Ну, после того как меня увезли, ничего такого не было. Меня, к счастью, не били и не насиловали. Но не могу сказать, что мне не причинили вреда. Мне никогда в жизни не было так страшно, господин полицейский. Я никогда не проводила столько ночей на полу, без матраса и подушки. К тому же — с повязкой на глазах и со связанными руками. Боюсь, мои кости будут болеть всю оставшуюся жизнь. Так разве это не вред? Но я, по крайней мере, жива, и это главное.
Голос у девушки дрожал, из глубины ее черных глаз то и дело накатывали волны страха, и ей приходилось сдерживать себя. «Мерзкие куриные задницы! — ругнулся про себя Литума. Сострадание к Мабель смешивалось с яростью. — За все заплатите, мать вашу».
— Нам крайне неловко беспокоить вас в эти минуты, когда вы нуждаетесь в отдыхе, — извинялся капитан Сильва, теребя в руках фуражку. — Но я надеюсь на ваше понимание. Мы ведь не можем терять времени, сеньора. Вы позволите задать несколько вопросиков? Дело не терпит отлагательств, иначе эти паршивцы растают как дым.
— Само собой, я вас прекрасно понимаю, — любезно согласилась Мабель, не скрывая, впрочем, своей досады. — Давайте спрашивайте.
Литуму растрогали проявления заботы, которыми Фелисито Янаке окружил свою подружку. Коммерсант ласково гладил ее по голове, точно капризную собачку, подбирал со лба выбившиеся прядки и прятал их под тюрбан из полотенца, отгонял назойливую мошкару. Фелисито смотрел на девушку с нежностью, не отводя взгляда. Держался за ее ладонь двумя руками.
— Вы видели их лица? — спросил капитан. — Сможете узнать, если снова увидите?
— Не думаю. — Мабель покачала головой, но в словах ее большой уверенности не было. — Я видела только одного, да и то мельком. Того, что стоял возле огненного дерева, вон того, с красными цветочками. Когда я возвращалась домой в тот вечер, я почти на него и не смотрела. Он, как помнится, стоял вполоборота, в темноте. Как раз когда он обернулся, чтобы со мной заговорить и я могла бы его рассмотреть, мне на голову накинули одеяло. Я начала задыхаться и больше ничего не видела до сегодняшнего утра, когда…
Девушка остановилась на середине фразы, лицо ее задрожало, и Литума понял, что она с трудом удерживается от рыданий. Мабель пыталась продолжать, но голоса не было. Фелисито взглядом умолял полицейских сжалиться над бедняжкой.
— Успокойтесь, не надо волноваться, — подбадривал ее капитан Сильва. — Вы, сеньора, очень храбрая женщина. Вы пережили страшные испытания, и они вас не сломили. А я прошу только о последнем, маленьком усилии, ну пожалуйста. Конечно, мы предпочли бы об этом не говорить, помочь вам похоронить неприятные воспоминания. Однако похитившие вас негодяи должны оказаться за решеткой, должны понести наказание за свои поступки. Вы — единственная, кто способен помочь нам до них добраться.
Мабель кивнула с печальной улыбкой на губах. Взяла себя в руки и продолжила рассказ. Литуме он показался связным и плавным повествованием, хотя время от времени на девушку снова накатывали волны страха, от которого она тряслась и прерывала свой рассказ. В такие моменты Мабель бледнела и зубы у нее начинали стучать. Неужели она заново переживала недавний кошмар, наполнялась животным страхом, который, наверное, не отступал ни днем ни ночью в течение целой недели, проведенной в лапах у мафиози? Но затем Мабель вновь возвращалась к прерванному рассказу, в который время от времени вторгался голос капитана («Откуда такие изысканные манеры?» — изумлялся Литума), просившего уточнить какую-нибудь подробность.
Похищение случилось семь дней назад, после концерта маристского
[46] хора в церкви Святого Франциска, — Мабель ходила вместе с подругой Флорой Диас, той, которая держит модный магазинчик на улице Хунин под названием «Модели от Флориты». Девушки подружились уже давно, они вместе выходили в кино, на ланч и за покупками. Вечерами по пятницам они отправлялись в церковь Святого Франциска (именно там когда-то была провозглашена независимость Пьюры), потому что там устраивают концерты, танцы, выступают хоры и профессиональные ансамбли. В ту пятницу хор маристов исполнял религиозные гимны — многие из них были на латыни, по крайней мере такое создавалось впечатление. Флора и Мабель быстро заскучали, поэтому и ушли, не дожидаясь окончания концерта. Они попрощались возле Подвесного моста, Мабель пошла домой пешком — оттуда ведь совсем недалеко. Во время этой прогулки девушка не заметила ничего необычного, ее не преследовали ни пешеходы, ни машины. Ничего такого. На улицах были только бродячие собаки да стайки малолетних сорванцов; люди угощались и болтали в креслах и качалках, которые выставили перед жилыми домами, барами, магазинчиками и ресторанами, — посетителей уже хватало; везде на полную мощность играло радио, эта музыкальная смесь оглушительно гудела. («А луна была?» — спросил капитан Сильва, и Мабель на мгновение растерялась: «Луна? Простите, этого я не помню».)
