– Должны были, – кислым тоном отозвался его дядя. – С самого начала они были на нашей стороне. Я и сейчас надеялся на них. Думаю, что Ричард на всякий случай держит их сыновей в качестве заложников в Лондоне. Во всяком случае, сам я поступил бы именно так на его месте.
– Итак, король Ричард занимает центр, Нортумберленд у него на правом крыле… Норфолк на левом.
Джаспер пожал плечами:
– Жидковата у него шеренга, прежде в ней было больше народа. Норфолка мы можем не бояться.
Последние слова он произнес, чтобы подбодрить племянника, на тот случай, если Генри боится наступать на войско, стоящее под королевским знаменами на возвышенности и превосходящее их числом почти в два раза. Однако младший Тюдор казался совершенно спокойным, и его дядя снова задумался над тем, с кем имеет дело в его лице: с невинным дураком, с мастером уверенно держаться перед людьми – или с человеком, таящим в себе загадку, считающим себя подлинным Избранником Судьбы, Красным Драконом, исшедшим из Уэльса, чтобы сразиться за трон. Рассматривая своего племянника, глядевшего на ожидавший их холм и войско на нем, Джаспер увидел в его глазах свирепую искорку, на которую даже не рассчитывал.
Их войско прошло всего лишь несколько миль от места последней ночевки. Люди его поели и опорожнились. День выдался ясным, небо оставалось чистым, и армия Тюдоров не стала останавливаться перед противником. Джаспер уже заметил, что часть строя противника начала сползать вниз по склону. Солдаты Ричарда рвались в бой, и до слуха Тюдора доносились далекие окрики капитанов и сержантов королевского войска, приказывавших всем вернуться назад и ждать команды. Даже простые солдаты в рядах противника понимали, что имеют преимущество, и Джаспер вполне мог представить, как они поудобнее перехватывают топоры и клинки, надеясь скоро пустить их в дело. С точки зрения некоторых молодых людей, их ожидало самое волнующее переживание в жизни. Смерти они не боялись: ей еще рано посещать их. Они верили в свою силу и волю, еще не подвергавшуюся подобному испытанию.
Звуки горнов остановили войско Тюдоров в половине мили от холма. Капитаны выстроили их прямоугольниками и приготовили к рывку на гребень. По коже Джаспера пробежал холодок, и он, перекрестившись, произнес про себя покаянную молитву, исповедавшись во всех грехах. В последний раз старший Тюдор исповедывался не слишком давно и теперь мог просить только милости Божьей. Он знал, что такое война, и больше не мог считать себя молодым.
Справа от Генри Тюдора граф Оксфорд разъезжал вдоль своего боевого строя, содержащего две тысячи людей, поровну французов и валлийцев. Французы хотя бы были людьми опытными, хорошо вооруженным и одетыми в надежные доспехи. Валлийцам же просто раздали длинные копья и тяжелые и широкие топоры, знакомые каждому мяснику.
Восемь сотен стрелков были собраны на фланге: они разыскивали цели и делились информацией с друзьями. Задувал легкий ветерок, и вид стоявшей на холме армии совершенно не нравился им. Предстояло решать нелегкую задачу, а кроме того, у них не было деревянных щитов-мантелетов, за которыми можно было укрываться между выстрелами. К тому же им следовало преодолеть широкую полосу земли, на которой они окажутся под обстрелом, но не смогут достать неприятеля.
Оксфорд понимал эту опасность и по мере продвижения обдумывал наилучший план. Он помнил тот хаос, в который превратилась в тумане битва при Барнете, и намеревался принять самое наилучшее решение, прекрасно понимая при этом, что лучше не тот полководец, у которого есть план, а тот, кто правильно реагирует на представившиеся возможности. Продвигаясь вперед во втором ряду своего строя, окруженный рыцарями и крепкими пехотинцами, он заметил, что люди Норфолка начали спускаться со своего холма. Граф Оксфорд бросил взгляд направо и налево вдоль своего собственного строя. Люди его двигались в полном порядке, выставив перед собой жала копий. Его полк чуть-чуть, но не слишком опережал центральный полк Тюдоров, за которым, понимал Оксфорд, наступает фланг Риса ап Томаса, воинственного валлийца.
Граф с удовольствием отметил, что вражеский авангард отказался от того преимущества, которое предоставляла им возвышенность, хотя это и говорило об их уверенности в себе.
Строй солдат Норфолка рванулся вперед. Неторопливое и размеренное продвижение само собой превратилось в бег – задние напирали на передних, и те припускали еще быстрее, чтобы их не затоптали. Они находились в трех сотнях ярдов, когда Оксфорд рыкнул, обращаясь к стрелкам. Те пребывали в полной готовности, поглядывая на своего командующего и ожидая, когда он, наконец, проснется. Лучники короля Ричарда находились на холме, и стрелы их не могли долететь до полка Оксфорда. Мечта лучника – оказаться с полным колчаном и луком в руках перед наступающей шеренгой и перед собственным войском, чтобы было куда отступить, расстреляв все стрелы.
Защелкали тетивы… Накладывай новую стрелу и тяни. На таком коротком и к тому же сокращающемся расстоянии можно было особо не целиться, однако умение стрелка проявляется в той силе, с которой он снова и снова натягивает тетиву.
Люди Норфолка влетели в облако стрел. Но что было хуже, падающие валили тех, кто бежал за ними. На несколько мгновений воцарилось то самое побоище, что было при Азенкуре: кричащие, стонущие, умирающе люди ложились грядой, все выраставшей под трупами тех, кто по-прежнему старался перебраться через них.
Звук тетив постепенно стихал, и наконец оказалось, что все еще стреляет только какая-то дюжина лучников постарше, которые, прежде чем наложить стрелу, слюнили пальцы и прицеливались с неторопливой точностью. Стрелы их попадали в цель с невыразимой меткостью, и солдаты Йорка по-прежнему умирали в своем броске вперед. Однако самая страшная мясорубка закончилась, и стрелки побежали назад, пересмеиваясь и задирая остававшихся на месте солдат, которые с завистью смотрели на этих легко вооруженных людей, уже сделавших свое дело и оставивших на них остальную работу.
Шеренги Оксфорда снова ощетинились копьями. Многие из тех, кто спускался с холма, были только ранены стрелами, и они пошли вперед с торчащими из их тел древками. Наступление этих калек тоже было отражено. Люди графа орудовали копьями, пока те не переломались, а потом взяли в руки тесаки и топоры.
Оксфорд не имел представления о том, на сколько сотен его лучники сократили ряды королевского войска, но понимал, что продвижение наверх чревато такими же масштабными потерями в его собственных рядах. Тем не менее люди его положили хорошее начало. Кое-кому из тех, кто ретиво сбегал с горы, оказанный им прием не понравился настолько, что они отступали за холм, повесив со стыдом головы. Оксфорд, напротив, ощутил, как воспарила его гордость, когда бросил взгляд вдоль шеренг, надеясь, что Тюдоры заметили этот эпизод.
Герцог Норфок тоже сбегал с холма со своими людьми в опрометчивом натиске. Доспехи спасли его от тучи стрел, однако стрелы сорвали герб. На бедре у него виднелось кровавое пятно, но чья это была кровь, его собственная или нет, трудно было сказать. Когда Оксфорд увидел Норфолка, тот еще был на коне и отчаянно отбивался от наседавших на него солдат. Они мало что могли сделать против столь качественной брони, и герцогу удалось прорубить себе брешь. Видя герб, его люди сбегались к нему и скликали других, призывая их на защиту собственного сеньора.
