Воины подхватили последнее слово короля. На кораблях, уже вышедших в море, и на тех из них, что были еще пришвартованы к берегу, головы моряков и солдат были склонены перед общей целью, хотя немногие слышали слова Эдуарда. Шестнадцать сотен вооруженных людей перекрестились и поднялись с колен, сопровождаемые лязгом и скрежетом брони и оружия. Король улыбнулся, блеснув острыми зубами.
– А теперь везите меня домой, джентльмены! Я хочу снова увидеть мою Англию.
Моряки бросились по местам и взялись за канаты, попутно указывая неуклюжим солдатам, чтобы те не путались под ногами. «Марк Антоний» ощутимо вздрогнул, когда отдали швартовы. Паруса крякнули, наполняясь ветром, и движение корабля изменилось, он словно бы ожил на глубокой воде. Эдуард снова перекрестился. Остававшийся позади берег Фландрии знаменовал собой не окончание, но новое начало. Король едва мог сдерживать свое желание снова ступить на землю Англии, едва ли не превратившееся в физическую боль за месяцы изгнания, когда он не позволял себе даже думать об этом.
Но еще больше он хотел, чтобы такие люди, как Уорик, поняли, кто он таков, и испугались его. Король у Англии только один. Корабль его вырвался вперед из стаи сопутствующих ему трех дюжин, ветер подгонял его, наращивая скорость, так что нос вспарывал воду, поднимаясь над великой зеленью и вновь опускаясь вниз. Эдуарда окатило облако пены, и он шагнул вперед, навстречу морю, восхищенный колючей прохладой и всем, что она предвещала.
– Вперед! – вскричал Йорк, непонятно к кому обращаясь – к людям на кораблях, к чайкам над ними либо же к своему судну. – Вперед!
Он возвращался домой, дабы расплатиться с долгами и снова возложить на голову корону, пусть она и забрызгана кровью.
* * *
– Отважные мужи-парламентарии возражают, милорд, ибо считают, что сумеют услужить двум господам сразу.
– Что ж, мы должны доказать им, что это невозможно! – возразил Ричард Уорик.
– Меня уже мутит от постоянной уклончивости разной мелюзги. Этот парламент собрал король Генрих. Все они присягнули на верность ему… более того, они присутствовали при казни графа Вустера за измену. Какой урок всем желающим! И все же они постоянно препятствуют мне, делая из себя подлинное посмешище. – Дерри Брюер вздохнул, заглянув на дно кубка из пьютера, и поднял его вверх, давая знак, чтобы слуга подлил вина. Прислуга и раболепные придворные Вестминстерского дворца не могли надоесть ему.
Появление на камзоле изящного оловянного значка и несколько слов, произнесенных в нужные уши, позволили ему добиться видимости всеобщего уважения к себе. Слуги кланялись, когда он входил в комнату, бегом припускались исполнять его поручения, когда он требовал эля, вина, стейк или пирог с печенкой. И Брюер обнаружил, что жизнь в подобных условиях доставляет ему удовольствие.
– Ричард, они всего лишь люди, – продолжил он, – ученые люди, обученные своей латыни и еще греческому языку. Люди, способные малость поразмыслить, если дать им кусок мела и грифельную доску и не требовать ответа прямо сегодня. И все же они не могут подняться над собственными шкурными интересами, понимаешь меня? У всех них есть собственный дом и очаг в нем, жены и любовницы… дети, которых надо кормить. И все это может быть отобрано и передано другим, если вернется Эдуард Йоркский.
Поймав на себе негодующий взгляд Уорика, глава тайной службы только пожал плечами, отказываясь извиняться за высказанную им правду. Действительно, эти парламентарии стремились добиться невозможного. Если вернется Эдуард, они сумеют доказать ему, что терпели, тянули время и были ему верны. Но если Ланкастер утвердится на троне, они будут, ступая по головам друг друга, выпрашивать себе новые милости.
Дерри презирал весь этот сброд, давно уже презирал, с тех пор как покойный спикер Тришэм спустил двух псов на старого друга. Псов с оружием и жаровней. Брюер не ожидал от подобных людей не то чтобы помощи – не ожидал ничего другого, кроме препятствий и неприятностей с их стороны. Впрочем, в результате они не были способны разочаровать его, что странным образом ободряло в действующей ситуации. Но сие откровение не было известно Уорику, и тот продолжил:
– Половина домов в Лондоне полна моими людьми, Дерри, они спят на каждом крыльце и в каждом подвале… В каждой таверне их словно в поленнице дров… Они крадут эль, как только хозяева заснут или отвернутся, – так, во всяком случае, утверждают во всех счетах и жалобах, которые попадают ко мне.
– Так построй для них казармы, – пожал плечами Брюер. – За стенами, подальше от города, чтобы они не приставали к молодым женщинам и девицам. Выдели им лужок, где они могут потеть и совершенствоваться в воинском мастерстве.
Эта идея проследовала в Уорика вместе с глотком пива, и кадык графа шевельнулся. Прикончив свою пинту, он вздохнул, покачал головой и жестом потребовал продолжения.
– Ладно, возможно, я построю их. Но это если ограничиться одним Лондоном. A у меня есть еще флот, шныряющий взад и вперед вдоль французских берегов, высматривая их корабли, терпя зимний холод, и гниль, и поломанные палубы, теряя людей, в сильный ветер свалившихся со снастей и разбившихся о палубы. Или умирающих от лихорадки, вопя от боли. И тем не менее они остаются в море, снуют туда-сюда и не знают, когда появится Йорк.
Уорик умолк, прижимая костяшки пальцев к переносице, а потом то ли простонал, то ли вздохнул:
– И несмотря на все это, несмотря на огромные средства, которые мне приходится тратить на море, королевский парламент, эти зерноторговцы и адвокаты из городов и графств, не могут даже поверить в то, что ветер переменился! Нет больше Йорков. Ланкастер возвратился на трон после десятилетнего кошмарного правления Эдуарда. Мой брат Джон каждое утро является ко мне с тем, чтобы объявить о том, что ему до сих пор не вернули титул Нортумберленда. Доходы с половины моих прежних земель по-прежнему попадают в сундуки других людей, и когда я заявляю об этом, мне советуют обратиться в суд! Наверное, король Генрих слишком мягко обошелся с этими седобородыми болтунами-адвокатами! Три месяца ушло на то, чтобы низложить Эдуарда Йоркского, как и его отца в свое время. Проклятая волокита! Все, что я смог сделать для Кларенса, – это сделать его лордом-лейтенантом Ирландии, в то время как прежние его титулы находятся в небрежении или оспариваются. Неужели мне придется провести остаток своей жизни в зале суда? Уверяю вас, благодеяние Таутона заключалось в том, что после него освободились дюжины титулов, которые получил в свое распоряжение Эдуард, чтобы раздать их своим фаворитам и таким образом закрепить за собой их поддержку. Дерри, посоветуйте, что мне делать! Может быть, распустить этот парламент именем короля Генриха? Не то, клянусь, они будут бурчать и спорить до тех пор, пока не протрубят трубы судного дня… А тем временем у меня уже насчитывается дюжина людей, которых нужно отблагодарить, но для этого нет ни титулов, ни земельных владений.
– Люди в Палате общин опасаются одной большой тени. Мы нанесли сокрушительный удар Эдуарду Йоркскому, однако этому сукину сыну повезло и он сумел бежать. Теперь они ждут его возвращения летом, ждут, как нового короля Артура. Вся благословенная страна ожидает его домой.
