— Разве не говорил ваш святой Клементий, что слово, данное язычнику, ни к чему не обязывает, даже если была произнесена клятва именем Тьюреда?
— А святой Сульпиций пишет, что тот, кто дает заведомо ложное обещание во имя Господа, пусть даже данное язычнику, наносит божественному промыслу больший вред, нежели тысяча тысяч неверующих сделали бы за тысячу тысяч лет, — серьезно ответил эрцрегент. — Бросьте бороться за заведомо проигрышное дело. Из семнадцати княжеств Друсны мы захватили двенадцать. Падут и последние пять. Вы не сможете помешать этому. Стоит только посмотреть в хроники, чтобы понять, что всякую войну, которая ведется во имя Тьюреда, выигрывают в конце концов его слуги. Я уполномочен предложить вам почетный мир. Каждый князь Друсны, который отречется от язычества, сохранит свои богатства. А тем, кто не сделает этого, мы обеспечим почетные проводы во Фьордландию. Я предлагаю вам жизнь взамен мучений и смерти.
Несмотря на все истории, которые рассказывали о священниках Тьюреда, Гисхильда поверила старику. Но отец ее не мог принять такое предложение. Слишком много лет бились они бок о бок с витязями Друсны и не могли предать их, пусть даже все давно устали от битв.
Гисхильда поглядела на отца. Она знала, что он ищет пути к перемирию, хотя по его лицу нельзя было прочесть, о чем он думает. Принцесса поглядела на всадницу. Лилианна тоже умела скрывать свои мысли.
Союзники из Альвенмарка молчали. Они бы никогда не заключили мир со священниками Тьюреда. Церковь видела в них воплощенное зло. Эльфы, тролли, кобольды и все остальные создания Сокрытого королевства по ту сторону звезд альвов были для них исказителями мира, убийцами святых. Рыцари-священники поклялись уничтожить Альвенмарк. Они верили, что Господь возложил на них эту священную обязанность. Как же они глупы! Во Фьордландии любой ребенок знает, что богов больше, чем один!
— Скоро разразится гроза.
Отец дал время осознать его слова. Впервые Гисхильда увидела, что предводительница рыцарей забеспокоилась, обернулась, поглядела на своих воинов.
Гуннар указал на черные тучи к западу от леса.
— Небо темнеет с каждым мгновением. Я велел подготовить хижину, чтобы продолжать переговоры там. Но одно вы должны узнать сразу: мы не предадим своих друзей из Друсны. Если у вас нет лучшего предложения, бои продолжатся. В этом случае наше перемирие закончится завтра пополудни. У вас будет достаточно времени, чтобы уйти с нашей лесной территории.
Старый священник, нахмурившись, поглядел на комтуршу.
Гисхильда знала, что отец и его союзники вовсе не контролируют этот участок леса, но их враги, очевидно, не были уверены в своем превосходстве. Они боялись не людей, а детей альвов и их магии.
— Мы предложим вам золото и монополию в торговле янтарем, если… — начал эрцрегент Друсны.
— Вы что же, считаете нас шлюхами, которые покоряются кому-нибудь за золото и красивые слова? — Гуннар заговорил, не повышая голоса, но взгляд его стал непреклонным. — Если это все, то мы закончили.
— Вы неправильно понимаете…
— Что можно было неправильно понять в таком предложении? — прошипел Алексей. — Вы хотели купить наших друзей из Фьордландии. Вы хотели…
Гуннар положил боярину руку на плечо.
— Достаточно. — Он поглядел на эрцрегента. — Нам есть о чем еще говорить?
Священник приветливо улыбнулся.
— Сначала нужно, пожалуй, устранить все недоразумения. Мы предприняли продолжительную поездку в эту заброшенную деревню не для того, чтобы так просто расстаться. Давайте поговорим, и я уверен, что победит разум. Война — наихудший выход из всех возможных. Если все мы действительно этого захотим, то найдем наилучшее решение.
Гисхильда заметила печаль во взгляде отца — так он глядел на нее, когда она что-то обещала ему и при этом оба знали, что она не сдержит своего слова. Вдруг ей стало страшно. Он не должен теперь уходить со всадницей и священником! Иногда она угадывала, что должно случиться что-то плохое, и слишком часто страхи ее сбывались. Отец смеялся над этим, Сильвина — нет.
— Я должна пойти к нему!
Мать крепче вцепилась ей в плечи.
— Сейчас нельзя.
— Он не должен идти с ними в хижину!
Теперь мать держала ее обеими руками.
— Ты не можешь просто побежать за ними, Гисхильда! Тебе вообще не следовало бы здесь находиться. Отцу только повредит, если за ним будет бегать ребенок. Да что с тобой такое?
— Нам нельзя здесь оставаться… — Девочка не могла передать словами то, что чувствовала, и беспомощно поглядела на мать. — Если мы сейчас же уйдем, все будет хорошо, а иначе… Случится что-то страшное. Я знаю!
— Отец твой не может закончить переговоры только потому, что у тебя дурные предчувствия. Как ты это себе представляешь? Он потеряет лицо, если послушается маленькую девочку.
Гисхильда знала, что мать права, но не хотела так просто смириться с тем, что отец подвергает себя опасности. В животе поселился холодок, как тогда, когда она выиграла пари у своего младшего брата Снорри и сумела съесть три снежка. Этот холодок появлялся всякий раз, когда у нее бывали предчувствия. И она всегда была права… Почти всегда…
Отец громко и вызывающе рассмеялся. Гисхильда не слышала, о чем он говорил с окружавшими его мужчинами. Улыбнулся даже эрцрегент. Принцессе все это казалось неправильным. Рыцари были их смертельными врагами! Каждый из них поклялся своей жизнью уничтожить язычество. С этими людьми невозможно вести переговоры. А смеяться с ними уж тем более нельзя. Если эти убийцы смеются вместе с отцом, то наверняка лишь потому, что замышляют предательство.
Лилианна махнула рыцарям, стоявшим на опушке леса.
— Львам и Драконам спешиться! Следуйте за мной!
Рыцари с грохотом вложили мечи в ножны и спешились.
Они казались неуклюжими в своих доспехах; движения их были угловатыми и тяжеловесными. Оруженосцы, выступившие из-под сени деревьев, принесли им короткие копья с длинными широкими наконечниками. Другие всадники отпустили вороньи клювы, свисавшие с их седел. Это оружие, похожее на молот, заканчивалось крючковатым шипом, при помощи которого можно было разбить любой шлем и любую броню. Рыцари с грохотом направились к полуразрушенной хижине, где должны были продолжаться переговоры.
Дерево, из которого была сделана хижина, почернело от времени. Поверх дыр в крыше отец велел натянуть парусину. Ворота косо висели на петлях. Все доски на стенах были разломаны и раздроблены. Некоторые дыры в стенах были размером с двери. Таким образом, отовсюду в деревне можно было видеть, что происходит в хижине.
Рыцари молча заняли посты в проломах. Некоторые из них последовали за комтуршей и эрцрегентом внутрь.
Холод в животе Гисхильды добрался до самого сердца. Девочка задрожала.
— Идем, — сказала мать и прижала ее к себе. — Мы пойдем в палатку. Прежде чем принять решение, Гуннар придет к нам и расскажет все, о чем они говорили. Тогда ты и расскажешь ему о своих тревогах. А теперь не время для этого.
