Мишель схватила поводья.
— Не опозорь меня!
— Не опозорю, — нетвердым голосом сказал он, натянул поводья и выпрямился в седле.
За одно ласковое слово от нее он сделал бы все, что угодно. Но она больше не смотрела на него и въехала в очередной тоннель. По мостовой раздался цокот копыт.
На этот раз потребовалось много времени, чтобы выехать на свет. Прямо под краем кратера, неподалеку от ветряных мельниц, ущелье вывело их на широкую равнину. Местность немного напомнила ему Ланцак, только воды здесь было больше. Над маленькими садами раскинули свои кроны акации. Повсюду слышалось журчание воды. В паре миль вздымались красно-коричневые горы.
Далеко впереди сверкали доспехи рыцарей, приходивших в гавань. Некоторое время они следовали за караваном послушников, и Люк снова начал надеяться. Наверняка есть какая-то простая причина тому, что он едет отдельно от остальных. Может быть, не нашлось для него подходящей белой одежды или не хватало белых лошадей для всех послушников. Или Мишель стыдилась сказать ему об этом и поэтому была так молчалива.
Местность изменилась. Стало суше. Исчезли сады, уступив место скалам и пожелтевшей траве. Дорога пошла под откос, привела на мост, натянутый над глубокой пропастью.
Когда они оказались на другой стороне впадины, дорога раздвоилась. Мишель выбрала не тот путь, по которому проехали послушники! Он едва различал впереди их караван — так далеко они были. Кроме нескольких старых следов телеги, не было никаких указаний на то, что второй дорогой кто-то пользовался.
Люк поглядел на облако пыли впереди. Иного объяснения быть не могло. Ему предназначалась другая дорога. Но какая?
Он не решался спросить у Мишель, куда она его везет. Это значило бы назвать зло по имени. Нет, он определенно не станет об этом говорить…
Полуденная жара начала изматывать Люка. Он не утолил жажду у колодца в городе. От пыли саднило горло. Местность становилась все более пустынной.
Лошади взбирались по отвесному склону холма. Поднявшись на вершину, женщина-рыцарь натянула поводья своего коня.
— Там.
Люк поглядел вниз, на своеобразное озеро. Два мертвых дерева на берегу обтянуты неестественной желтой корочкой. Вода в озере невероятно голубого цвета, сменявшегося у берега сверкающими лазурными и ядовито-зелеными красками. Прибрежные скалы тоже покрыты чем-то желтым, казалось, разраставшимся к воде.
На противоположном берегу из расселины в скалах поднимался густой пар, а рядом Люк увидел дом. Это была простая каменная постройка с плоской крышей, выцветшими красными ставнями, похожими на воспаленные глаза. Рядом с домом была привязана лошадь.
— Там тебя ждут. — Голос Мишель звучал подавленно.
— Кто?
— Человек, который решит, что с тобой будет дальше.
Она избегала смотреть ему в глаза.
— Я… Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты спас меня. И… было приятно путешествовать с тобой. Ты хороший мальчик, Люк.
Он судорожно сглотнул.
— Мы больше не увидимся?
— Не знаю. Я подожду тебя здесь.
Люк посмотрел вниз, на дом. Кто же может жить в такой глуши?
— Кто ждет меня там?
— Этого я не могу тебе сказать. Только вот что: имей в виду, он ценит мужество больше всего остального. Единственное, что может произвести на него впечатление, — это храброе сердце. Что бы он ни потребовал от тебя, не забывай этого. Тогда у тебя все будет хорошо.
Всевидящее око
Люк набросил на ветку мертвого дерева поводья своего скакуна, нерешительно посмотрел на рапиру, свисавшую с седла. Охотнее всего он пристегнул бы оружие. Тогда он чувствовал бы себя воином, готовым встретиться с опасностью лицом к лицу. Но клинок, выкованный для настоящего мужчины, был слишком длинным для него, и с ним он будет еще больше похож на ребенка. Скрепя сердце, он оставил оружие на месте.
Люк погладил ноздри лошади, беспокойно бившей копытом. Это было место смерти. В лощине с озером не росла ни одна травинка, а странная вода убила даже деревья. Кобыле здесь не нравилось. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами и фыркала.
— Я сейчас вернусь, — сказал он, хотя прозвучало это не очень уверенно.
Еще некоторое время он подыскивал причину, чтобы задержаться, но оттягивать встречу не имело смысла: он должен пойти в этот дом и предстать перед тем, кто его ожидает.
Люк вспомнил слова Мишель о том, что смелость ему поможет. За ним сейчас наверняка наблюдают. Он выпрямил спину и направился к дому.
На каменных стенах, словно желтая плесень, разрастались пятна серы, несло тухлыми яйцами. Под желтой корочкой Люк разглядел остатки петель. Даже дверей здесь уже не было. И кому только могло прийти в голову построить в таком месте дом?
Люк вошел внутрь. После одурманивающей жары здесь царила приятная прохлада. Мальчик оказался в узкой длинной комнате. С одной стороны стояла каменная скамья, в дальнем конце комнаты виднелась дверь, ведущая в глубь дома. Красная краска крупными хлопьями опадала с серого дерева.
Дверь была всего лишь прикрыта.
— Есть здесь кто-нибудь?
Ответа Люк не получил и толкнул дверь. Петли сдвинулись легко, без малейшего скрипа, словно их только что смазали. Взгляду мальчика открылась большая комната. Ставни были слегка приоткрыты, как раз настолько, чтобы окунуть комнату в серый полумрак. Напротив двери стоял большой стол, за ним возвышался стул с высокой спинкой. На столе лежало несколько пергаментных свитков. Больше в комнате ничего не было.
Другой двери тоже не было. Люк видел обе комнаты дома. Может быть, кто-то шутит с ним? Может быть, тот, кто ждал его, ненадолго вышел? Рыцари ордена уж точно не стали бы шутить с ним! Для этого по дороге сюда Мишель была чересчур серьезна.
— Не будучи званым, еще и остановиться на полдороге… Это мне нравится, — раздался громовой голос, и Люк испуганно отпрыгнул в сторону. — Ха! К нам пришел пугливый котенок. И ты думаешь, в тебе есть что-то, из чего может получиться рыцарь, а, Люк? Покажи мне это! Пока я ничего не вижу.
Дверь распахнулась. За ней, прислонившись к стене, стоял огромный старик с белой бородой и всклокоченными седыми волосами. На нем было что-то белое, похожее на платье, доходившее ему до щиколоток. Лицо старика разделял надвое отвратительный шрам, который спускался со лба через левую бровь, исчезал за белым веком и рассекал щеку. Обе губы тоже были рассечены и срослись неправильно. Верхняя губа была немного приподнята. Зубов за ней не было.
— Я — брат Леон. И пока ты не начал еще больше таращить глаза, спрашивая себя, как надо ухитриться, чтобы вот так выглядеть, я тебе сейчас сам расскажу об этом. Всем этим я обязан своему шлему. Первоклассная работа из Силано. Без шлема я оставил бы полголовы на каком-нибудь поле боя в Друсне, и тебе предстояло бы счастье встречи здесь с кем-нибудь другим. Ты знаешь, как эльфы-конники рассекают головы? — И он сильно взмахнул рукой. — Они поднимают меч и, проезжая мимо тебя, опускают его вниз. Таким образом клинок проходит по твоему лицу всем лезвием. И, как видишь, эльфийская сталь режет шлем и забрало, словно хрупкий пергамент. Не режет она только по-настоящему упрямые головы.
