— Конечно. А когда мы проверим его по-настоящему?
— Он слишком юн, может умереть!
— Если он подкидыш, то умрет в любом случае. И неважно, сколько ему лет.
— Да. — Леон снова потер веко. — Но какой от него может быть вред? Лучше подождать, пока он станет немного старше.
— Если он тот, за кого я его принимаю, то каждый проведенный им здесь день — это слишком много.
Леон с трудом унял зуд. Да что этот проклятый парень возомнил о себе!
— Ты оспариваешь мое право принимать решения, касающиеся веры и Тайного братства?
Он сказал это спокойным голосом. Угрожающе спокойным голосом.
— Конечно же нет, брат. Твой возраст дает тебе мудрость, которую я не могу с тобой разделить.
«Ах ты, жаба», — подумал Леон, отлично понявший суть мнимого комплимента.
— Другие скверные новости есть?
— Не знаю, важно ли это, но в гробнице гептархов была вскрыта одна из могил.
Он сказал это с таким подчеркнутым равнодушием, что Леон тут же вскинулся.
— И что?
— На надгробной плите было написано: «Гисхильда Гуннарсдоттир, заблудшая душа». Они похоронили принцессу. Может быть, нам тоже следует это сделать.
— Не знаю я никакой принцессы!
Гость снисходительно ухмыльнулся.
— Брат, не нужно ничего от меня скрывать. Это моя задача — знать то, что хотят скрыть. И я выполняю ее хорошо. Конечно же, мне известно, кто такая на самом деле послушница Гисхильда, хотя вы и заставили ее не называть своего полного имени и молчать о том, что ей, вероятно, однажды будет принадлежать трон Фьордландии. Довольно маскарада, Леон!
— Так ты говоришь, могила была вскрыта?
Примарх не хотел углубляться в эту тему. Он должен был понимать, как тяжело скрыть тайну от заместителя начальника торговой конторы.
— Заблудший священник. Похоже, он совершил насилие над трупом. Говорят, саван на груди умершей был разорван. Поскольку он так интересовался мертвыми, его к ним и положили. Живым, разумеется.
Леон снова стал тереть веко. Эта новость ему не понравилась. Здесь что-то не так.
— Ты уверен, что там не было никого другого?
На губах гостя снова заиграла дерзкая усмешка.
— Меня там не было. Как же я могу быть уверен? Священник утверждал, что святая велела ему открыть гробницу. Так что он делал одолжение не себе.
— А если это правда?
Теперь посетитель позволил себе тихонько засмеяться.
— Умоляю тебя, брат… Какой интерес может быть у святой к могиле принцессы-язычницы…
— Могиле, в которой не покоится никакая принцесса. Может быть, кто-то хотел убедиться, тот ли труп лежит в могиле.
— Брат, как кто-то мог пробраться незамеченным в Башню мертвых? Для этого нужно уметь летать.
— А если это был король Гуннар и Другие?
Визави рассмеялся немного громче, и у примарха внезапно возникло ощущение, что он попал в ловушку. Посетитель загнал его как раз туда, куда хотел.
— В таком случае, брат мой, будет лучше, пожалуй, если мы тоже похороним Гисхильду. Необязательно живьем. Я ведь тоже человек.
— Тебе нравится убивать детей?
Гость спокойно выдержал его колючий взгляд. Леон совершенно не понимал, что происходит в голове у его бывшего ученика, и жалел о том, что сделал заместителем начальника конторы именно его. Если собственно начальник служил для маскировки, этот рыцарь исполнял тайную цель конторы. Ее настоящую задачу. Он контролировал сеть шпионов, находившихся на содержании ордена.
— С твоего позволения, брат примарх, все мои помыслы направлены исключительно на благо ордена. На Бресне именно друснийцы использовали своих детей в качестве щита. А какой смысл щита? Он служит для того, чтобы принимать на себя удар. Так кто же пошел против правил рыцарства?
— А принцесса Гисхильда — чей щит?
Ему показалось или его посетитель на мгновение растерялся?
— Она нам больше не нужна. В Анискансе ее считают мертвой. Гептархи не признают, что она еще жива. В противном случае им придется признать, что они похоронили среди святых какую-то приблудную девчонку. Так зачем еще нам нужна Гисхильда?
— А чем плохо оставить ее в живых?
Рыцарь вздохнул. Казалось, он понемногу начинает терять терпение.
— Брат! Она — язычница до мозга костей! Убийца Других была ее учительницей. Даже ее магистр Друстан считает, что она опасна! Гисхильда упряма и не принимает учения нашей веры. Она может дурно повлиять на остальных послушников звена. Ты же знаешь, паршивая овца все стадо портит. Мы должны удалить ее.
— Эта паршивая овца спасла своего товарища, когда он тонул. Я должен ей жизнь.
— Нам ведь необязательно устраивать публичную казнь. Может быть, с ней случится несчастный случай. Подобный тому, который произошел с обоими геральдистами.
Леон видел, что с губ визави готов сорваться вопрос, почему они умерли. Но он был достаточно умен, чтобы понять: его жизнь тоже может окончиться, если он узнает, из-за чего они умерли. Примарху было жаль тех мужчин. Так же, как ему было жаль убивать каждый год после праздника Летнего солнцестояния. Но никогда не должно было всплыть на поверхность, что он, будучи духовным лидером ордена, подделывает чудеса. Тот, кто даже заподозрит его в этом, должен умереть.
— Ты сам упрекал меня в том, что из-за принцессы пришлось принести в жертву жизни более сотни наших братьев и сестер. Получится, что они отдали свои жизни зря, если мы убьем Гисхильду сейчас. Я верю в прозорливость нашей сестры Лилианны. Если мы воспитаем девочку в духе нашей веры, пошлем ее назад во Фьордландию и поможем завоевать трон, с языческими войнами будет покончено. Надежда на мирное решение конфликта стоит того, чтобы рискнуть.
— А если она никогда не склонится перед нами? — засомневался худощавый гость. — Насколько разумен этот план? Насколько велика вероятность успеха? Не принесем ли мы новых жертв только потому, что не желаем признать, что совершили ошибку?
— Не убивать детей — это не ошибка! — решительно ответил Леон. — Дадим им возможность повзрослеть. Время покажет, кто они на самом деле и насколько полезными могут оказаться. Это касается как Гисхильды, так и Люка. А теперь можешь идти.
Посетитель слегка поклонился.
— Увидимся в новолуние. Я позволю себе задать эти вопросы и там.
Леон задумчиво глядел вслед гостю. Нужно как следует подготовиться к собранию. Если там решат, что дети представляют опасность, всей его власти не хватит на то, чтобы спасти их жизни. Может быть, худощавый рыцарь прав? Или в нем говорит желание отомстить, а вовсе не благоразумие?
Урок фехтования
Бернадетта отражала любой финт. Люк увернулся от удара, который предугадал. Теперь она была совершенно открыта, и он коснулся ее плеча деревянной рапирой.
