— Я буду верен Братству Святой Крови. И буду во всем слушаться тебя, брат Леон.
— Ничего другого я и не ожидал. — Примарх со вздохом поднялся. — Пусть тебе дадут в конюшнях лошадь, Люк. Менее чем через час твои Львы получат свой герб. И не отчаивайся. Позорное пятно тоже может привести к славе. Мы, Львы, никогда не ищем легких путей. Зато все нас знают, пусть даже не все любят.
Отмеченные
Он ехал, отпустив поводья. Медленно, словно не хотел прибыть на место. Странно видеть его на лошади, подумала Гисхильда. Он казался каким-то сломленным, со своим пустым рукавом, который лениво трепал ветерок. Лицо Друстана не выражало ничего. Что он им несет? В уцелевшей руке он сжимал щит, который был завернут в лен и пока еще был скрыт от их взглядов.
На Друстане была безрукавка со шлицами. Магистр был опоясан рапирой, которой больше не пользовался. Гисхильда впервые видела его чисто выбритым. Но он казался печальным… не гостем, едущим на праздник…
Все они уже более часа стояли перед башней. Незадолго до рассвета Леон отпустил ее. Казалось, он ничего не заметил. Не обследовал ни дверь, ни зарешеченное окно. Сначала Гисхильда огорчилась. Но теперь испытывала облегчение.
Всю дорогу от замка до их башни она бежала. Она надеялась застать Люка в бараке. Леон обещал ей! Она спасла его, пусть даже ему нельзя этого говорить. Но Люка здесь не было!
Но он придет! Не может же Леон так поступить.
Друстан достиг подножия холма, неловко спешился. Ни один из Львов не бросился помогать ему. Всем было известно, что он этого не терпел.
Тяжелый щит выскользнул и упал в пыль.
Стоявший рядом с ней Рене застонал. Мальчик выглядел безупречно, как всегда. Его светлые волосы сверкали в лучах утреннего солнца. Его кожа была настолько светлой, что под ней видны были кровеносные сосуды. Даже долгие недели на галере не смогли ничего сделать с его бледностью. Он казался Гисхильде удивительно нереальным. Эльфам бы он понравился, если бы не посвятил себя Древу Крови. Так же, как и она сейчас. Гисхильда судорожно сглотнула.
Рамон бросился навстречу Друстану. Магистр поднял руку и пробормотал что-то невнятное. Но Рамон и не собирался помогать ему. Он поднял щит и отряхнул пыль с ткани.
— Где ты была прошлой ночью? — прошептал ей на ухо Раффаэль. — Я скучал по тому, как ты украдкой подсматриваешь за тем, как я целую других девочек.
Гисхильда проигнорировала его. Дурак! И как у него получается, что все позволяют ему себя целовать? Даже Бернадетта…
— Мы всю ночь наслаждались музыкой Рамонова желудка. Это было страшно. И Друстан исчез… Не говоря уже о Люке. Ты знаешь, что происходит?
— Может быть, с нас хватит уже твоей болтовни.
— Ой… Моя роза сегодня выпустила шипы.
— Тебе не хватает меня для коллекции? Иначе ты мог бы считать, что перецеловал всех девочек из нашего звена?
Раффаэль надул свои красивые полные губы.
— Не понимаю, почему у меня такая дурная слава.
— Идемте к Даниэлю, — резко произнес Друстан, забирая у Рамона щит.
Львы молча последовали за своим магистром. Все они догадывались о том, что впереди их ждет далеко не триумф. На их гербе всегда будет галерное весло. Всегда! Гисхильда глянула на белый щит на саркофаге Даниэля. По крайней мере, он этого позора избежал.
В незавершенной комнате башни повисло молчание. Друстан повесил щит на крюк. Тишина все более давила. Что со щитом? Скорей бы все осталось позади, невмоготу смотреть на эту матерчатую оболочку.
Молчание их было нарушено стуком подков.
Гисхильда подняла голову. С холма, на котором Люк показывал ей Полярную звезду, спускался всадник. Весь в белом, на белой лошади, он ехал по тысячелистнику высотой с человеческий рост. Люк! Слава богам! Леон сдержал свое слово!
Он резко натянул поводья, выпрыгнул из седла и побежал к башне. Никто из послушников не пошевелился. Только Гисхильда сделала шаг по направлению к воротам. Люк казался другим. Он пребывал в состоянии эйфории. Схватил ее за руку. Если он сейчас поцелует ее, она провалится от стыда сквозь землю, хотя ей так хотелось, чтобы он сделал это.
— Простите, что я опоздал.
Он сказал это так, что стало совершенно ясно, что больше ничего он о своем исчезновении не скажет.
— Итак, начнем. — Друстан снова откашлялся. — Все мы знаем, что вы натворили. Долго говорить я не буду. — Он сдернул ткань со щита.
— Это несправедливо, — прошептал Максимилиам, высказывая то, о чем думали все.
Люк очень крепко сжал руку Гисхильды. Сжав губы, он смотрел на щит.
На левой стороне его красовалось на белом фоне Древо Крови. Вплотную к дереву щит делило надвое черное весло. Правая же сторона, там, где на белом фоне должен был стоять на задних лапах алый лев, была выкрашена в черный цвет, а на нем красовался на задних лапах белый лев. Никогда прежде в истории Нового Рыцарства не было такого герба.
— Черный цвет означает грязь, которой вы испачкали свои имена до конца ваших дней, — сдавленным голосом произнес Друстан. — А белый по законам геральдики означает серебро. Вы — Серебряные Львы. Это тоже будет с вами до конца ваших дней. Такие проступки нельзя забыть. Но жить с этим позором можно. Вы сможете добиться того, что друзья и враги будут говорить о Серебряных Львах с почтением. Будьте же теперь безупречны, тогда вы сможете смягчить позор, изображенный на вашем гербе.
Возвращение домой
Сканга недоверчиво огляделась по сторонам. Тролльская шаманка была слепа, но воспринимала магическую ауру. Эльфийский дворец был пронизан ею, причем настолько сильно, что от этого начинались головные боли. Со времен короткого правления короля Гилмарака ей больше не доводилось бывать в Замке Эльфийского Света. В последнее время Эмерелль много путешествовала, так говорили. Сканге было бы больше по душе встретиться с ней в Вахан Калиде или еще где-нибудь. Любое другое место понравилось бы ей больше, чем проклятые стены, скрывавшие одни только плохие воспоминания. Сканга путешествовала очень редко, каждый шаг отдавался болью.
Эмерелль предлагала прислать за ней. Надменная эльфийская сучка! Тролльская шаманка была моложе королевы. И не нуждалась в помощи, чтобы открыть врата звезд альвов. Вот если бы Бирга была еще жива, вот она помогла бы… Но ее ученица заплатила за свою глупость. Ничего хорошего не бывает, когда связываешься с эльфами! А от Алатайи еще до ее смерти так и несло падалью.
— Следуй за мной, пожалуйста, почтенная наставница. — Эльф, ожидавший ее у звезды альвов в тронном зале, вежливо указал в холл, который вел из павильона в парк.
— Я не твоя наставница. И почтенной меня тоже не называй, эльфийский болван! Назови мне свое имя, и, если ты еще раз оскорбишь меня, я напишу его на куске кожи мамонта, сожгу ее и прокляну тебя при этом. А ну-ка, обращайся ко мне с уважением!
