Глупый какой-то спор. То есть совсем-совсем глупый, с чего мы в него влипли? С Аделины. Это она перед Симбирцевым старается. Иногда мне хочется Аделину просто прибить за такое старание. Я не могу понять – это она на самом деле так думает или хочет меня позлить?
– Это случайно получилось, – возразила Алька. – Мы просто не туда пошли, вот и все…
– Так это ведь самый главный показатель, – сказал Симбирцев. – В нормальной стране можно спокойно пойти в любую сторону. А здесь нет. Здесь любой поворот – и уже опасность, уже можно не вернуться. Потому что не знаешь, что там встретишь.
– Да ладно, – продолжала спорить Алька. – В Америке все то же самое. Немного в сторону с шоссе съехал – и сплошные маньяки с мотыгами. Или сатанисты. Или мутанты.
Симбирцев хохотнул, Аделина подхватила.
– Поменьше ужасов смотреть надо, – сказала она наставительно. – Смотришь разную ерунду, потом в голове сплошной бардак.
– Кинематограф отражает реальность, – по-умному ответила Алька. – Даже если он отражает ее на десять процентов, все равно впечатляет.
– А еще все время кого-то в школах расстреливают, – напомнил я. – А у нас нет.
– Это пока, – парировала Аделина.
– Александра, вы сказали, что улицы патрулируете. Это как? – поинтересовался Симбирцев.
– Просто, – ответила Саша. – У нас в «Булате» действует программа…
– В чем?! – оборвала ее Аделина.
– В «Булате», – повторила Саша. – Вы, наверное, слышали? Это такая молодежная организация…
– Как интересно. – Симбирцев даже трубку перестал грызть. – А чем же вы занимаетесь?
– Я тебе потом расскажу, чем они занимаются, – Аделина скорчила брезгливую мордочку. – Очень интересное формирование…
– Да я сама могу рассказать… – начала было Саша.
– Не надо, – остановила Аделина. – И так вокруг много всего…
Она поглядела на Мельпомену, указала на нее вилкой.
– Вот такого.
Все поглядели на плачущую Мельпомену.
– А что она, по-твоему, ржать должна? – с обидой спросила Алька.
– Да нет, но хотя бы приличное лицо иметь. А не черт-те что. Куда ни придешь, везде такие хари.
Аделина покачала головой.
– Вполне приличное лицо, – пожала плечами Алька. – Это же муза, а не фотомодель. И не надо забывать, что приличные люди вообще часто в плохом настроении бывают. У них потому что душа.
Аделина фыркнула.
– Да тут у всех такие лица, ты в автобус зайди, сестренка, – сказала она. – И что, мне поверить, что у всех этих людей есть душа? Ага, сейчас.
Аделина отхлебнула сока, с отвращением выплюнула кусочек апельсиновой коры.
– А ты тоже виновата, – сказал я Аделине.
– Что? – не поняла она.
– Вы все почему-то считаете, что это я один виноват, а ты тоже виновата. Ты тогда нас не удержала.
– Я?! – Аделина чуть не подпрыгнула. – Я вас удерживала, как могла! Это вы, кретины, поперли! А я еще и виновата! Ну ты, братец, и хорек…
– Хватит, – попросила Аглая. – Не надо…
– Это ему не надо! На меня свалить не получится, и не думай. Я вас тогда предупреждала. Предупреждала, – взвизгнула Аделина. Да, взвизгнула.
– А вообще все приличные люди давно отсюда свалили, – объявил Симбирцев. – Живут там, а здесь только бизнесы держат. Вот у нас в кампании все сюда только работать прилетают, а как пятница – так сразу к себе.
Аделина согласно закивала.
– А как вас зовут, извините? – заинтересовалась вдруг Саша. – Забыла просто.
– Алексом его зовут, – с вызовом произнесла Аделина.
– Алексей Симбирцев, значит, превосходно…
Саша извлекла блокнотик черного цвета, открыла его примерно на середине, и что-то в него записала.
– И зачем? – поинтересовался Симбирцев с ехидцей. – Это у вас черный список личных врагов?
Он ухмыльнулся.
Саша ухмыльнулась в ответ.
– Врагов России, – уточнила она.
Симбирцев принялся смеяться. Так громко, что с Мельпомены стала сыпаться пыль, так что портьера заколыхалась.
– И ее впиши, – Алька указала на Аделину. – Она тоже враг.
А Аделина не смеялась. Не знаю почему, не смеялась.
– Ее надо в Соловки законопатить, – продолжала Алька. – На стройки капитализма.
– Прекрати, – взвизгнула Аделина. – Прекрати паясничать.
Симбирцев замолчал и поглядел на Аделину с удивлением. Саша продолжала улыбаться, вертела в пальцах блокнот, в глазах поблескивали злые искорки. Алька надулась и замолчала.
– И куда вы потом этот список отправите? – поинтересовался Симбирцев. – В проскрипционную палату?
– Нет, в ФСБ.
Повисло молчание. Все смотрели на Сашу. Саша листала блокнотик.
Симбирцев расхохотался снова. Громко, прихлопывая ладонями по столу, но как-то не от души, не как раньше.
– В ФСБ, – повторила Саша. – У нас с ними тесное сотрудничество. Это ведь только так кажется, что можно болтать что угодно и где угодно, свобода слова, то, се. А это не так. На всех…
Саша оглядела нас по очереди. С прищуром.
– На всех ведется досье, – сказала она негромко и страшно. – С двенадцати лет. Современные технические средства это позволяют. Ну, а работа с контингентом…
Саша кивнула на Симбирцева.
– Это, конечно, тоже. Кто что говорил, над кем и как надсмехался, какие анекдоты рассказывал. Так что вот, Леха. Ты булькнул, я записала. Кому надо, услышит.
Саша подмигнула Симбирцеву.
Симбирцев, кажется, подавился. Во всяком случае, он замолчал и не знал, что ответить. И шутить ему не хотелось.
– Она врет, – попыталась успокоить Аделина. – Это шутки такие дурацкие.
– Ага, шутки, – теперь улыбалась Саша. – Когда будешь визу в Америку обновлять, узнаешь.
– Да я совсем не то хотел сказать… – начал оправдываться Симбирцев.
– Все совсем не то хотят сказать, – Саша еще раз подмигнула Симбирцеву. – Все хотят сказать «не надо рая, дайте родину мою»…
– Это Есенин, – определила Алька.
– А получается «прощай немытая Россия», – закончила Саша.
– Это Лермонтов, – опять определила Алька.
– Да нет, вы меня неправильно поняли… – продолжал оправдываться Симбирцев.
– Где надо, тебя правильно поймут, – пообещала Саша.
Симбирцев взял вилку.
Аделина побледнела.
– Я… – Симбирцев огляделся. – Я просто…
