Герда, кстати, тоже истребовала себе квасную долю – принялась облизываться, громко дышать и валиться с ног, так что пришлось купить квасу и ей, Гоша купил большой стакан. Герда квас тоже вполне себе оценила, вылакала целый, только икнула. Или рыгнула, пузыри из носа выскочили.
Мы шагали по улице Весенней и пили квас, Герда трусила за нами, головой ворочала, как танк башней. Улочка соответствовала району. Древние почерневшие липы, дубы времен бегства Наполеона, чугунные фонари, а вдоль тротуаров торговля. Всякой дичайшей ерундой, сломанными подшипниками, избитыми молотками, гравюрами по жести, растрепанными книгами, дисками, котятами в ассортименте, одноногими канарейками, барахлом разным, того и гляди, выйдет пьяный Пиросмани с кошкой под мышкой.
Продвигаться сквозь этот бардак было весьма и весьма затруднительно, поскольку я то и дело приходила в восхищенье от каждой ерунды, разложенной на газетах: тут тебе то бусы из крашеных макарон, то вышивка медной проволокой, то коллекция оловянных фигурок гномов-сексотов.
– Тут вдоль улицы стихийный рынок, – поясняла Саша. – Сколько себя помню, торгуют. Однажды даже черепа продавали.
– Черепа? Откуда?
– Музей краеведческий закрыли, а черепа выкинули. Да тут вообще интересно, художники часто болтаются…
Пока художников, правда, было немного, не считая Пиросмани, штук пять всего встретили, а понравился мне вообще только один, если честно. Он рисовал текущую мимо него улицу, рисовал в дождливых тонах, я бы даже такую картину и прикупила, немного мазня, похоже на Антуана Бланшара, а я его уважаю, невзирая.
– По воскресеньям из Красного на Волге ювелиры сюда приезжают, – сказала Саша. – Тогда здесь народа вообще не протолкнуться. Зато можно золота недорогого прикупить. Вон там янтарный магазин, кстати, интересные штуки есть…
И в янтарный магазин мы тоже, конечно, зашли. Гоше было янтарно скучно, я же увидела кусок необработанного янтаря, похожего на старую высохшую корягу, и купила, и тут же повесила его на шею, мрачная вещица, когда поедем еще раз в «Материнский Рубеж», подарю его мальчику – знатоку болезней, пусть трепещет.
Потом мы заглянули в лавку натуральных и экологических стройматериалов, где я, отчего-то взгрустнувшая, изготовила этнический кирпич по рецепту восемнадцатого века, из красной глины, из яиц, из воды, настоянной на серебряных рублях с самодержцами, кирпич мы с собой не взяли, лавочники обещали прислать мне его домой через неделю, после обжига.
В кузнечной лавке Гоша запнулся и стал выбирать себе дамасский кинжал с узорами, я к холодному оружию равнодушна и вышла подышать, Герда за мной. Если честно, я не ожидала такой культурной прогулки, думала, зайдем в гости к Сашке, съедим окрошки на кефире, сыграем в карты, может, в «Монополию», но все пошло чуть по-другому. Ладно, так даже интереснее.
Я устроилась с Гердой под акацией на протертой столетиями чугунной скамеечке, намереваясь почувствовать бульвар, но просидели мы недолго, Герда понюхала воздух и вдруг потащила меня в сторону. Резво так, с воодушевлением. Причем не в сторону кафе «Братья бургеры», а вовсе мимо, почему-то в сторону художественного салона «Монмартр и Сыновья», хотя из «Бургеров» пахло мощно и аппетитно, кофе, шаурмой, неотразимым глютаматом натрия. Но Герда неудержимо стремилась к «Монмартру», а я волоклась следом. Конечно, на равных соревноваться в волочильности я с ней не могла, поэтому в «Монмартр» мы просто влетели, с изрядного разгона, почти сломав стеклянную дверь, сорвав колокольчик над головой.
Худсалон был сильно завален шедеврами всякого вида искусств: живописями, скульптурой разных масштабов, плетением из вологодского лыка, резьбой по карельской березе, тесом по мордовскому капу, точением по мамонтовому рогу и другим таким. Прекрасное обрушилось на меня со всех сторон, так что даже в глазах немного засвербило, и дыхание сперлось, и самовар загудел.
Народу в худсалоне оказалось совсем немного, то есть вообще один посетитель, тот самый Пиросмани. С картиной под мышкой, я ее разглядела повнимательнее.
На картине была нарисована большая голубая рыба, с крупной чешуей и широкими плавниками, смотрящая в подводную даль с настороженностью, с обреченностью русалки, идущей на заклание к Дагону. Кажется, художник пытался эту картину пристроить на дальнейшую продажу. На нас художник внимания не обратил, ну, мало ли, собака заглянула к искусству приобщиться, эка невидаль, в наших клопошаровках и не такое приключается. В художественном квартале и собаки художественные должны быть, а как иначе?
– Здравствуйте, – сказала я вежливо.
– Здравствуйте, – ответила невежливо салонная девушка.
И тут же повернулась к художнику.
– Я не буду это брать, – сказала девушка. – Это бесполезно, Левиафанов, ваша живопись никому не интересна. Никому-никому то есть.
Не зря зашли, гениально зашли, художник Левиафанов явился торговать своим шедевром, какой напряженный момент бытия, срочно в пьесу!
– Я Лифанов, сколько можно говорить, – поправил художник. – И я на прошлой неделе продал две такие в Москве. По две тысячи долларов каждую, между прочим. Народ в очередь становился…
Продавщица зевнула и стала пить зеленый чай из большой пиалы. Не Пиросмани, но Левиафани, высокий полет, мучил в детстве кошек. Однако реальность натянулась и задрожала, я люблю, чтобы так.
– Ну, вот и продавайте ее в Москве, – посоветовала девушка. – А у нас здесь сувениры. У нас декор.
– Сувениры, декор… – Левиафанов брезгливо выставил губу. – Я вам об искусстве говорю.
Герда уставилась на картину, встала как вкопанная, а я не знала, что делать, и поэтому спросил не к месту:
– А у вас квартальные календари есть? С Золотым кольцом?
– С Владимиром есть, – ответила девушка. – С Костромой. С Рязанью.
– Мне с Суздалью надо, – вздохнула я.
– Суздаль – это мальчик, – поучительно сказал Левиафанов.
После чего обдал меня презрительным взглядом гения, на Герду вообще не посмотрел, исполненный человеческого высокомерия. Мне было все равно, мальчик Суздаль или наоборот, календарь мне вообще был не нужен, я попыталась вытянуть из салона Герду, но она как чугунная стала, уперлась и впялилась в картину этого Левиафанова. И никак.
Я немного распустила поводок и сделала вид, что осматриваю сувениры, оцениваю декор. Художник и продавщица продолжили свой высокий эльфийский спор.
– Ну, хотя бы за три тысячи, – предложил художник. – В рассрочку.
– Левиафанов, я вашу прошлую картину полгода не могла продать, – сказала девушка. – Мне пришлось ее самой купить. Я что, два раза дура?
– Она принесет вам удачу, – уверил художник. – Знаете, одна барышня из Ростова купила мою картину и через две недели вышла замуж за летчика.
– Левиафанов, уходите! – попросила девушка. – Вы мне всю торговлю портите. Зачем мне еще раз в замуж?
