От возни проснулась задремавшая Герда, проснулась и немедленно с энтузиазмом включилась в свалку, тоже стала тянуть за привязанный к дивану шнур, и это возымело действие – диван покатился на колесиках, вместе с матерью и Мелким. Мама плюхнулась, Мелкий завизжал от восторга, Герда удвоила усилия и вытянула диван на середину комнаты. После чего шнур, конечно, лопнул, и Герда улетела в книжный стеллаж, и все это рухнуло. Освободившийся Мелкий принялся бегать от матери по гостиной, потому что знал – его поведут спать, а спать он не любил фантастически, даже ночью.
Мама у нас довольно спортивная, на фитнес ходит, но Мелкого поймать она не могла, он резвый не по годам, бегает быстро, и юркий к тому же, скакал вокруг дивана с криками «га-га-га». Герда тоже приняла участие в гонках, носилась за Мелким со страшным утробным хрипом, клацала зубами и сшибала с ног всех подряд.
Потом к облаве подключилась смышленая я, и шансы Мелкого сразу упали, со мной ему не биться, я растянула покрывало и накрыла им Мелкого, как сетью, он был пойман, спутан и под недовольный рев и брыкания водворен в детскую, в усиленный в высоту манеж. Мама осталась его сторожить.
Мы с Гошей остались внизу.
– Ну и что ты думаешь? – поинтересовался он. – Куда завтра двигаем? Меня тоже потащат?
– Непременно, – ответила я. – Как без тебя? А двигаем на спирт, конечно.
– А может, на помет? – возразил Гоша.
– Не. На помет не поедем. Ну, сам посуди – наша мама – и помет. А потом, через помет наша машина не проедет никак. Нет, поедем на спирт. Это серьезно. Надо сказать доктору, что и завтра не встретимся.
– Кому сказать?
– Докторишечке. Ну, мозгокруту моему. Ты что, Гоша?
– Да не, ничего я, – пожал плечами Гоша. – Так просто. Спать хочу. Спать?
Ладно, спать, невзирая.
Мы разошлись. Гоша к себе, я к себе. Герда почему-то потащилась за мной и легла в кресло, не знаю даже почему. Почти сразу захрапела и стала видеть беспокойные собачьи сны, дрыгала лапами и громко дышала, но меня это совсем не раздражало.
Я немного посочиняла «Моего друга Ктулху», потом стала готовиться к завтрашнему форсажу. Не спеша, обстоятельно, с раздумьями, со скотчем и с моментальным клеем. В одиннадцать вечера Герда проснулась и вышла, так, не говоря ни слова. Ну, а я еще часик поработала, конечно.
Проснулась от неприятного запаха. Сначала я подумала, что это сгорел фен. Сгоревшие фены имеют вполне определенный аромат. Ну, или Мелкий добыл-таки зажигалку и сжег расчески, давно он к ним подбирался. Или еще что, а оказалось, просто сосиски – я двинулась по неприятному запаху и вышла на столовую.
На газовой плите стояла большая праздничная кастрюля, в которой варилось что-то подозрительное, я сначала подумала, что бигуди. Что мама решила завиться по старинке, экологически чисто, однако, приглядевшись, я обнаружила, что это не бигуди, а вполне себе сардельки и сосиски. Они плавали в котле, интенсивно варились и свирепо смердели. Действительно смердели, запах был совсем не пищевой, а какой-то технический, точно варили в кастрюле масляные фильтры.
Я осторожно, китайскими палочками, выловила из кастрюли сосиску. Выглядела она… Так же неаппетитно, как пахла. С пупырышками еще. На всякий случай решила проверить – выбрала сосиску с виду поприличнее и кинула Герде. Та не прореагировала. То есть никак, даже мордой в сторону сосиски не повела.
Для чистоты эксперимента бросила собаке кусок черного хлеба, она схватила его на лету и сжевала в две секунды, чвак, чвак. Сосиска осталась лежать неприкаянной.
Появилась мама с хозяйственной сумкой, из которой торчали пластиковые бутылки кетчупа.
– Мне кажется, сосиски… условно съедобные, – заметила я. – Герда их, во всяком случае, жрать не решилась.
– Других не было, – ответила мама. – Магазины с утра не работают, пришлось покупать в Торфяном. А там только такие нашлись.
Показался Гоша. Понюхал воздух и тоже покривился, примерно как Герда.
– Это сосиски, – пояснила я. – Для страждущих.
– А гречка где? – спросил Гоша. – С сосисками еще обычно и гречку дают. Как же без гречки?
– Вместо гречки булок купила, – ответила мама. – Нарезать надо, сделаем сандвичи, сандвичи как раз подойдут. Нарежешь?
– Да нарежу, – согласился Гоша. – Только это… Ты уверена? Может, не стоит все-таки ехать?
Мама от своих планов не откажется, я ее знаю. Операция «DOBRO». И мы поедем, в глазах матери уже горел дерзновенный огнь волонтерского служения, едем, в этом я не сомневалась.
Гоша стал резать булки вдоль, как бы для хот-догов.
– А отец знает, что мы собираемся? – спросил он.
– Режь аккуратнее, – не ответила мама.
– Люди там обозленные вообще-то, – напомнил он. – А тут мы с сосисками…
– Они нам обрадуются, – заверила мама. – Сосиски, чай, хлеб.
– Наш Серовский комбинат, спирт – сосиски – лимонад, – изрекла я.
Мама нахмурилась в мою сторону.
– Это не вокзальные бомжи, – возразил Гоша. – У них там подсобное хозяйство, зачем им чай и хлеб? Они не голодают.
Но мама была неумолима.
– Я Герду возьму, – сказала я. – На всякий случай.
– Какой еще случай? – отмахнулась мама. – Там нуждающиеся люди, там дети, там нет никаких маргиналов…
– Пусть Герда тоже едет, – заныла я. – Пусть она тоже едет. Мне без нее страшно.
Я нервно задышала, приготовилась устроить небольшую дрожь и истерию, но мама не стала спорить, согласилась. Она объявила двадцатиминутную готовность и стала сгружать сосиски в термос.
Я сходила к себе за припасами, спустила их к машине. Ничего особенного, скромно, пара плакатов универсального содержания типа «Не допустим», «Но пасаран», «Так нельзя», десяток оранжевых шариков с надписями «Нет», ну, нарядилась еще в бордовую футболку с портретом Че Гевары, ну, и рюкзак заветный прихватила.
Гоша погрузил в машину термос с сосисками и корзину с хлебом, притащил из гаража резиновый молоток, спрятал его под сиденье. Привел Герду. Та выглядела сонно и помято, шерсть, обычно отливающая голубым, обычно блестящая, свалялась и пожухла, точно проросла зеленоватым мхом, стала плюшевой и еле волокла ноги.
Мама поглядела на нас скептически, но промолчала, села за руль, и мы поехали. С решительностью. В мир. Невзирая.
Если честно, я вот такое не люблю. Потому что это заскок. У каждого бывают заскоки, вон, доктор мой психотерапевто, а с фингалом. Но это безобидный заскок. А этот вот материнский заскок плохой, опасный. Это как ослепление. На три минуты ничего не видно, и за эти три минуты мир может запросто рухнуть. Но и интересно. Наверное, если бы не такие заскоки, я бы маму любила гораздо меньше.
Серовский спиртзавод находился в восьми километрах от города и занимался производством спирта из отходов лесной промышленности. Не знаю, насколько он этим успешно занимался, но судя по поселку, не очень. Выглядел Серовский давно не крашенным и давно не латанным, унылым таким, безрадостным, несмотря на лето. Деревья. Деревья были все пожелтевшие, а некоторые и вообще без листьев, такие сухие вертикальные коряги. Вороны. Их что-то много тут водилось – над поселком кружила стая, да и на тополях сидело прилично, жирные такие. Наверное, отходами спиртопроизводства питаются, от этого и развелись.
