– А на этом поле весной самолеты садились, – сказала Аниска.
Светлана удивилась:
– Настоящие?
– Ага. Настоящие. С летчиками. У нас тогда на зеленя какой-то вредитель напал – вот с этих самолетов все поле и опрыскивали. Как дождиком.
– И ты видела?
– Все видели. А Степка Лукошкин у летчика спросил: «Можешь без отдыха до границы долететь?» А летчик говорит: «А почему без отдыха? Мы можем на облачко присесть, отдохнуть, да и дальше!»
Светлана поглядела на теплое синее небо, на крутое белое облако с темным донышком.
– Как на облака присядешь? Ведь они из пара! Ты ведь знаешь, что они из пара? Ты в каком классе?
– Во втором. Буду в третьем.
– У, большая, а во втором. Я уже в четвертый перешла! Ты, значит, и не пионерка?
– Нет.
– А меня зимой приняли. А почему не вступаешь?
– Не примут.
– Почему? – Светлана удивленно посмотрела на нее.
Аниска отвела глаза:
– Я с ребятами дерусь. Они всегда дразнятся. Я и дерусь.
– А почему же вожатая не заступится?! – Светлана даже плечами пожала от возмущения.
– А она почем знает? – глухо сказала Аниска. – Я же не говорю, почему дерусь… Да ну и пусть не принимают. – Аниска насупила брови.
И Светлана тотчас переменила разговор:
– А мне мама новую форму сшила. Шерстяное коричневое платье и черный фартук с широкими плечиками. А ты в чем?
– В этом.
– Но ведь это ситцевое!
– А еще есть синее с горошками…
– Ну и не похожа на ученицу. Надо, чтобы коричневое и черный фартук. Только тебе не сошьют…
– А может, и сошьют? У матери трудодней много – она у нас огородница. Попрошу, и сошьет… И отец у нас плотник. – И добавила чуть слышно: – Он сейчас в совхозе работает. А может, он там, в магазине, купит и принесет.
Но Светлана только засмеялась на это:
– Так он и будет помнить про твое платье!
У Аниски опять сошлись брови.
– Будет. Он мне в ту осень башмаки с галошами купил!
– Фу, галоши! – Светлана сморщила нос. – Терпеть не могу никаких галош!
Аниска хотела было вспылить. А как же в новых башмаках прямо по грязи в школу идти? Эти башмаки отцу легко было заработать, что ли? Помаши-ка топором-то с утра до ночи!
Но посмотрела на Светлану и промолчала. Неужели надо Аниске еще и с ней поссориться?
Лен кончился у самой лесной опушки. Аниска вдруг, ничего не сказав, побежала куда-то в сторону.
– Куда ты? – закричала Светлана.
Ей стало страшно: а вдруг Аниска убежит и бросит ее одну?
Но Аниска не думала убегать. Она залезла в заросли шиповника, осторожно пригнула тонкую колючую ветку с розовым бутоном на конце:
– Посмотри! Посмотри, красавица! Понюхай!
Светлана понюхала:
– Ну подумаешь! Вот розы – это да! Мама ставила в вазу – вот те пахнут! А эти что…
Аниска замахала на нее рукой:
– Не говори! Не говори! – Отвела ее от куста и зашептала: – Зачем так говоришь-то? Ведь ему тоже обидно!
– Кому?
– А шиповнику. Он зацветает, а ты!..
Светлана поглядела на нее с некоторой опаской: «Отколотит?»
Но Аниска была кротка и задумчива.
– Мне вот все думается: откуда он эти розовые цветочки берет? Листья зеленые, и почки зеленые, а из зеленого – вдруг розовый цветочек. Ну, откуда? Почему? Как он может?… Я вот всегда так гляжу и думаю… Ты не знаешь?
Светлана ответила уверенно, но не глядя в глаза:
– Конечно, знаю! Вот еще пустяки… Только… пойдем домой…
– А хочешь, я тебе партизанскую могилу покажу?
– А далеко?
– Да нет. Вот тут через овражек. Иди за мной.
Аниска бегом бросилась в овраг, заросший ольшнягом и малинником. Светлана поспешила за ней. Кусты царапали ей руки и цеплялись за платье, а под ноги то и дело подвертывались острые сучья и корявые пеньки. На дне оврага, в ручье, Светлана промочила свои желтые туфли. Кое-как перебравшись на ту сторону, она оглянулась в страхе:
– Аниса, ты где?
В ответ ей только шершавые солнечные листья ольшняга тихонько шелестели под ветром. Светлана, не глядя под ноги, изо всех сил карабкалась по крутой стороне оврага. Косы у нее растрепались, одна ленточка осталась где-то на ветке… Ей уже представилось, что Аниска убежала, что она осталась одна и теперь совсем пропадет в лесу…
Но, выбравшись наверх, она сразу увидела Аниску.
– Ты что же не откликалась?! – сердито, чуть не со слезами, крикнула она.
Но Аниска сделала ей знак рукой:
– Не кричи. Здесь нельзя кричать… Видишь?
На бугорке, обнесенная частой оградой, зеленела большая могила. Широкая черемуха прикрывала ее свежей душистой тенью.
– На этой черемухе очень много цветов бывает, – тихо сказала Аниска. – Как начнет отцветать – так с нее и сыплется и сыплется на могилу… Будто летом снежок идет…
– А ты видела?
– Да.
– Что же, вы часто сюда ходите?
– Я хожу.
– Одна?
– Да.
– А девочки?
– Они не ходят.
– Ну, а почему же ты ходишь?
– Так. Побыть с ними.
– С кем?
– Ну, с ними. Которые здесь лежат.
Светлана поежилась от страха.
– Ну тебя! Ты мне нарочно, чтобы я боялась! Не буду с тобой ходить, ни за что не буду!
Но Аниска глядела на нее ясными и печальными косыми глазами:
– А чего ты боишься? Мне их очень жалко. Ведь к ним на могилу родные не придут. Кто их знает, где у них родные? А ведь им тоже хочется, чтобы их помнили. Наши-то, деревенские, помнят – могилу каждую весну оправляют. Ну а все-таки… К ним ведь и приходить тоже надо!
– Аниса, пойдем отсюда, – прошептала Светлана, – пойдем, я домой хочу!
Аниска поглядела на солнце:
– Что ты! Рано еще!
– Все равно пойдем. Только не через овраг – там сыро.
Аниска вывела Светлану на лесную тропочку. Высокие молчаливые елки и березы стали по сторонам.
– А ты не заблудишься? – опасливо спросила Светлана.
Аниска улыбнулась:
– В своем лесу-то? Да я тут с закрытыми глазами пройду. Вот на этой елке дятлово гнездо. Видишь?
