– Молоко соседский кот Мякиш вылакал.
У мамы на всё был скучный, не сказочный ответ: она сегодня снова варила варенье.
– Соберите-ка мне лучше яблок!
Нам это было нетрудно: яблоки были крупные, и за несколько минут мы набрали целую корзинку. Но нас манило черёмуховое крылечко, ведь это был наш последний вечер в деревне.
На завтра назначен отъезд. Мы чувствовали себя героями, способными защитить маму от Угоши и ото всех прочих опасностей. Мы с Лёшкой заигрались и забыли о времени. Уже и звёзды летние, яркие засияли, и мама, закончив дела, вышла и, помахивая черёмуховым прутиком со спелыми ягодами, с нами на ступеньки присела, а Угоша всё молчал.
А ведь мы с Лёшкой, окрепнув за лето, готовы были с ним познакомиться. Но Угоша и голоса не подавал, и к нам не выходил. Было тихо-тихо. Слышно было только, как у реки квакают лягушки…
Бабушка Таня, обнимая нас перед отъездом, то ли в шутку, то ли всерьёз обронила:
– Не сердится больше Угоша, видать, в дом перебрался.
Сторож Филя
Мы приехали к бабушке Тане зимой, на Рождество. Бабушка Таня справляла свой день рождения, который как раз и пришёлся на праздник. На ней была нарядная кофта и чистый платочек в горошек. Бабушка Таня сидела у самовара, маленькая, ладная, похожая на ватную куклу, которую надевают на заварной чайник, и принимала поздравления с подарками. Потом она угощала нас пирожками с гречневой кашей, мы пили чай с душицей и мятой.
Наконец бабушка Таня развеселилась и запела частушки. Одну из них я запомнил.
Не смотрите, господа,
Что я ростиком мала!
Не калина, не малина —
Не завяну никогда!
Потом я заскучал. Мне было обидно, что я не знаю ни одной частушки, и я пошёл проведать наш дом. Я шёл и протаптывал себе тропинку, а это было совсем нелегко. Я проваливался по пояс в снег и совсем умаялся, пока добрался до нашего крылечка. С трудом забрался на лавку, потянул к себе черёмуховую ветку – и белые холодные лепестки осыпали меня с ног до головы.
«Черёмуховые снежинки, – подумал я. – Черёмуховый снег…»
Вот тут-то и выскочило мне навстречу это странное существо. Я замер. На меня как бы столбняк напал. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже крикнуть не мог. Вы бы тоже на моём месте растерялись! Взгромоздившись на доски, на меня смотрел круглоглазый Угоша, взъерошенный и сердитый.
Из оцепенения меня вывел громкий папин голос:
– Ога, мога, перемога!
В другое время я бы рассердился на такую шутку, но сейчас я ухватился за папину руку и только твердил:
– Я видел его, видел!
– Кого ты видел? Привидение? – Папа обнял меня. – Ты весь белый! Надо потереть щёки варежкой.
– Да посмотри же! – Я из последних сил сдерживал слёзы.
Папа обернулся, но Угоши уже и след простыл.
Я потом нарисовал Угошу таким, каким увидел в тот зимний вечер, – маленький, мохнатый, туловище бочонком.
Тут папа даже руками всплеснул:
– Это же филин! Вот кто вас пугал, вот кто кричал по ночам! Никакой это не домовой Угоша. Это же чудный сторож – филин Филя. Он теперь наш дом сторожит. К зиме, я так думаю, Филя перебрался на веранду, под доски, а ты его случайно вспугнул.
Лёшка согласно кивал. А я думал: «Эх, папа, папа, разве филины бывают такими большими?»
Мама слушала нас, слушала, мой рисунок в руках вертела, а потом сказала:
– Летом на дачу поедем, там и разберёмся…
Лисичка-сестричка
Я каждым летом гостила в подмосковном селе Николо-Урюпино, у моей доброй бабушки Веры. Проснёшься утром – солнышко сияет, и не машины за окном шумят, а петух Петька «кукареку» кричит, громко кричит, вот так:
– Ку-ка-ре-ку!
Стоит гордо на крыльце дома и кричит. А куры в куче песка роются или смирнёхонько на траве-мураве во дворе лежат и Петькино пение слушают.
А потом – тихо-тихо! Красиво-красиво вокруг! Светло-светло кругом!
А однажды днём к нам во двор лисица прибежала. Настоящая! Куры всполошились и по углам разбежались.
Бабушка ахнула: лиса во дворе! Бывалое ли дело! Так недолго и без несушек остаться! Схватила в руки хворостину и кричит нашему соседу:
– Василий! Вася, помоги! Лиса у нас во дворе!
Сосед, дед Василий, дрова колол рядом с нашим забором. Бросил он топор – и скорым шагом к нам на помощь поспешил.
– Как – лиса?… Откуда лиса?
– Да вот она! – указывает бабушка хворостиной.
А лиса тем временем метнулась от курятника к старому крольчатнику и вспрыгнула в пустую проволочную клетку. И как она смогла так высоко разом вспрыгнуть, ведь клетки на столбиках высоких стоят! А смогла! Только хвост рыжий полыхнул перед глазами.
Дед Василий – смелый, он не растерялся. Тут же подбежал к клетке и – щёлк! – быстро запер дверцу на крючок. Тут и мы с бабушкой Верой тихонько подошли к деду Василию поближе, на пленную рыжую красавицу посмотреть.
– И что теперь с ней делать? – спросила бабушка.
– А телогрейка старая у тебя есть? – спросил дед Василий.
– Есть, есть, Арсеньевич, как же!
– Ну, неси её сюда.
Дед Василий укутал принесённой телогрейкой руки и приоткрыл дверцу клетки, где, забившись в угол, сидела лиса. Она тут же ощерила свои длинные острые зубы, глаза её блеснули зелёными огоньками.
«Неужели дед Вася хочет её ухватить руками? – со страхом подумала я. – Она же такими зубами-гвоздиками сразу прокусит руки!»
– Ой, Вася… – Бабушка перекрестилась. – Может, не надо так? Страшное дело…
– Не робей, воробей! – усмехнулся сосед. – Сладим как-нибудь.
Телогрейка медленно приближалась к оскаленной мордочке лисы. Она тявкнула и попыталась прыгнуть. Да не тут-то было! Руки деда, укутанные телогрейкой, цепко ухватили её за бока и накрыли всю, с головой.
Сосед, медленно ступая с невидимой нам живой ношей, пошёл к калитке сада.
