Явился Саня. В клетчатой рубашечке с коротким рукавом, джинсах. Обновленный какой-то. Поздравил меня с Новым годом, чмокнув в щечку. Сказал мне нечто, весьма интересненькое:
– Проснулся утром, а тебя – нет! Это мне не понравилось! – И он поморщился, помотав головой. Я ничего не ответила, не съехидничала. Я зарделась от удовольствия! И от похожести своего настроения. Утром мне тоже хотелось бежать к Сане, звать его на завтрак, как обычно в последние две недели, а его… увы, в отеле не было. И мне сразу стало как-то не по себе.
И пошли мы с Рыжим по Гаване гулять.
Что творилось на улицах города! И не понятно было, что кубинцы праздновали больше – праздник революции или Новый год. На Новый год было мало похоже – где снег? Тепло, лето, елки только в отелях, для иностранцев. Да и то искусственные! Вокруг как будто бы фестиваль: музыка, песни, танцы. Саня сказал, что в Гаване такое веселье вовсе не редкость.
– А фестиваль у нас в феврале, – добавил он.
Останавливаемся рядом с уличными музыкантами, подпеваем, пританцовываем. Я отдала Сане камеру, он снял меня рядом с крупной кубинкой в белом, пышном, как у невесты, платье. Ей было лет пятьдесят. На голове – белый кружевной чепчик с красным цветком, на поясе маленький красный кружевной передник – коротенький, только для кармана, на ногах белые сабо, а во рту – здоровая кубинская сигара. Очень была экзотичная чернокожая тетя. Она в одиночестве танцевала под оркестр уличного ресторанчика. Я стояла и любовалась, глаз не могла отвести. Я давно заметила, что грация людей крупных особенно привлекательна. Кубинка заметила мои восхищенные взгляды, лебедушкой подплыла ко мне, обняла меня за плечи и сделала знак Сане, чтобы он нас сфотографировал! Что Саня и сделал! Увеличу эту фотку, вставлю в рамочку и – на стену возле кровати.
А когда Санька отдал мне камеру, эта крупная чернокожая кубинка дернула его за руку, чтобы сфотографироваться с ним. А он вдруг встал в стойку: танцевать! Оркестр был начеку и тут же переменил мелодию! Как они вдарили сальсу! Их поддерживали криками внезапно набежавшие зрители, хлопками в ладоши отбивали ритм! Негритянка была поражена умением Сани танцевать, думала, он тоже турист. В порыве чувств она предложила Сане свою сигару, вытащив ее из толстогубого рта. Но он отказался. Кстати, я заметила, что кубинская молодежь не дружит с сигаретами и пиво не хлещет. Им бы музыки, музыки побольше, вот это они уважают!
Веселая бесшабашная Куба! Умеешь ты веселиться! А в магазинах очередей больше, чем товаров. Да и магазинов-то раз, два и обчелся, их и не видно совсем! И сахар у тебя по талонам, как и многое другое… Но не унываешь!
Днем зашли перекусить в ресторанчик. Он был без дверей. Вход – арка, увитая зеленью. Мы начали есть, заиграла музыка – в музыкальный центр поставили диск. И тут же у входа остановился кубинец, кинул хозяйственную сумку на землю и стал выделывать па ногами. Он вне ресторанчика танцевал – ему вход сюда запрещен. А он и не переживал! Он и не собирался заходить! Услышал музыку, значит, что надо? Танцевать! Это был обычный кубинец, которого отправили в магазин талоны отоваривать, небрежно одетый – мятые брюки и рубаха. Но его танец был классный. Тут же к нему присоединился негритенок лет шести, потом еще один, еще…
И так слаженно они танцевали, как будто неделю репетировали вместе! А ведь все получилось случайно!
Музыка, музыка, музыка… Со всех сторон музыка!
Завтра мне улетать, наверное, поэтому картинки Гаваны особенно крепко встраивались в память.
В магазинах, где мало товаров, длинные очереди. Люди томятся в них, а лица приветливы.
Мужчины играют в домино, расположив столики прямо на тротуаре. Встретятся с тобой взглядом и улыбнутся белозубой улыбкой.
А вон там стайка подростков обосновалась в подъезде, бренчит гитара. Без денег можно, без музыки – никак.
На парапет, о который бьются волны, карабкаются два мальчика и девочка. Чернокожий мальчик подает белой девочке руку, помогая подняться.
На центральном бульваре малыш оседлал скульптуру льва, воображает, что скачет на лошади.
На нижних ступеньках Капитолия сидят влюбленные.
Звучат голоса разносчиков газет, здесь это пожилые люди.
Рассыпала апельсины женщина, и все прохожие кинулись собирать… Бросают ей в авоську… обыкновенную авоську, которая у нас стала музейной редкостью. И все улыбаются, улыбаются, улыбаются…
Иначе, как только с улыбкой, кубинцы жить не умеют. И мне кажется, что на острове, где вечное лето, в самом деле жить иначе нельзя.
Быть бы им еще немножко побогаче…
– Вы бедно живете, а кажется, что вы счастливые люди, – сказала я студенту Ермету в Тринидаде…
– Это наш менталитет, – ответил он. – Иначе мы не умеем.
А у меня вечером самолет.
Провожает Саня. Смотрит грустными синими глазами.
– Спасибо за все, Дженя. Буду помнить тебя.
– Спасибо и тебе, Александр. И я буду помнить тебя. И ждать. Ты обязательно прилетишь в Россию. И я… я обязательно прилечу на Кубу снова! Ты будешь меня сопровождать?
– Я постараюсь заработать денег для этого…
Я грустно усмехнулась. Да! Заработать на Кубе – проблема. Здесь за любую работу платят два доллара…
– Дженя… буду думать о тебе.
– Эй, амиго, когда ты научишься правильно произносить мое имя? Же-ня.
– Женя… – повторил Саня с какой-то ласковостью в голосе. И я вдруг поняла, что по-другому мне больше нравится!
– Нет, лучше скажи: Дженя…
– Что?
– Скажи: Дженя.
– Ты какая-то эта… душка!
Смеюсь. Жалко, в Москве никто не будет называть меня душкой.
– Ой, Саня! – как плохая актриса, я всплескиваю руками. – Я приготовила в отдельную сумку компьютер и телефон. И… забыла в отеле!
– Что делать? Уже объявили посадку! Тебе бежать на самолет! – заволновался Рыжий.
– Сань! Будь амиго, съезди на ресепшен и забери. И пользуйся техникой сам, пересылка будет стоить дороже, чем я в России куплю.
– Хорошо. Спасибо! Попробую, – грустно улыбнулся он.
Компьютер я наладила ночью. Поэтому мало спала. Ничего, в самолете высплюсь.
Нетбук и телефон я, конечно, вовсе не забыла. Не такие это вещи, чтобы о них забывать. Я оставила их на ресепшене для Александра Родригеса, приплатив сверху 5 долларов за услугу администратору.
Саня! Я люблю тебя, что ли?
