Тетя Йос стояла посередине теплой комнаты в зимнем пальто. Она уже три раза его снимала, и три раза Бет заставляла ее одеться снова.
— Не поеду, — сказала тетя Йос. — Не могу бросить вас здесь одних.
— Поедешь, — сказала Бет.
— Почему, милая моя, ну почему я должна ехать?
— Потому что у дверей тебя ждет такси, — сказала Бет. — Ты там немножко развлечешься.
— Я не хочу развлекаться.
— Ты тут сидишь безвылазно у себя в комнате, это нелепо, ты же не старуха. Они тебя очень любят.
— Я не хочу, чтобы они меня любили.
— Ты поедешь, — сказала Бет решительно.
Зван взял чемодан, а я — сумку с подарками. Мы спускались по лестнице от комнаты тети Йос до передней очень долго, потому что тетя Йос несколько раз разворачивалась и норовила подняться обратно наверх. Но в конце концов мы все же вышли на улицу, где на морозе стояло такси.
— Мне очень жаль, — сказала тетя Йос водителю такси, — но вы зря приехали.
— Вы не зря приехали, — сказал Зван, — она поедет с вами.
— Я не могу оставить детей одних, — сопротивлялась тетя Йос, — они будут безобразничать. А вдруг они заболеют?
— Если мы заболеем, то найдем дома уйму таблеток, — сказал Зван.
Водитель открыл перед тетей Йос дверцу.
— Вы собираетесь безобразничать, молодые люди? — спросил он безразлично.
— Разумеется, — ответил Зван.
Никогда в жизни не видел человека, который садился бы в такси так неуклюже, как тетя Йос.
— Вы об этом еще пожалеете, — сказала она напоследок.
Мы смотрели вслед такси и махали.
Тетя Йос смотрела на нас в заднее окно и не махала.
Бет стояла на площадке второго этажа, скрестив руки, и дожидалась нас. Пока что безобразничать было невозможно.
— Для нас это праздником не будет, — сказала она, — мы займемся проветриванием матрасов и уборкой в вашей комнате.
Какое-то время мы как придурки делали то, что велела Бет. Потом мы со Званом вместе залезли в ванну мыться. Мы пели песни, разученные в школе, и другие; Зван поет очень чисто, мне это так надоело, что я нарочно стал время от времени давать петуха. Мы вовсю брызгались, и от мыльной воды у нас щипало глаза.
Когда стемнело, Бет прочитала нам вслух сказку о девочке, у которой не было рук.
Мы со Званом сидели на полу перед камином.
Бет сидела на стуле у стола. Книжка сказок братьев Гримм лежала у нее на коленях. Читая, она низко склонялась над книгой и из-за этого казалась меньше, чем обычно. Она читала так тихо, что я едва ее слышал.
— Тсс… — сказал я Звану.
— Я и так молчу, — ответил Зван.
Закрыв глаза, я слышал голос Бет лучше. Теперь она шептала мне прямо на ухо, и я ничего не пропускал.
Это была замечательная сказка.
Глупый мельник нечаянно продал свою дочь черту. Черт велел ему отрубить ей кисти рук. Девушка сказала: отрубите мне, батюшка, руки, я ваша дочь и должна вас слушаться. Мельник со слезами на глазах отрубил дочери руки. Дочка тоже горько плакала, и черт потерял над ней власть, потому что от слез она стала совершенно чистой, а если человек чист, то его так любит Бог, что черт уже не может причинить ему зла. Девушка убежала из дома мельника, вышла замуж за доброго-предоброго короля, который подарил ей две серебряные руки, но черт все еще не мог успокоиться. С помощью всяких там записочек он так всех взбаламутил, что когда девушка родила сына, добрый-предобрый король подумал, что это не его сын, и велел своей матери укокошить и девушку, и ребенка. Так что, выходит, король был не таким уж добрым-предобрым. Девушка сбежала от короля (я в нее успел уже по уши влюбиться, несмотря на ее холодные серебряные руки) и стала жить вместе с сыном у одного ангела, она каждый день молилась, Богу это сильно нравилось, и он сделал так, чтобы у нее выросли новые руки.
Как только у девушки опять появились руки, Бет прекратила чтение.
— Неужели они просто так взяли и выросли? — спросил я.
— Да, просто так взяли и выросли, — сказала Бет. — После этого она смогла давать сыночку оплеухи и гладить по головке, когда он плакал.
— Там этого не написано, — сказал Зван, — ты выдумываешь!
— А у сыночка было имя?
— Конечно, — сказала Бет, — девушка назвала его Горемыкой. Ей так нравилось это имя! Когда он смеялся, она спрашивала: почему ты так веселишься, Горемыка?
— Почитай, пожалуйста, дальше, — попросил я.
Бет стала читать дальше.
После долгих поисков король нашел своих жену и сына, он поцеловал их, посадил малыша Горемыку себе на колени, так что кончилось все хорошо.
Когда Бет отложила книгу, мы со Званом все сидели и радовались услышанному.
— Я бы очень хотел, чтобы меня звали Горемыкой, — сказал я.
— Все бы хотели, — сказала Бет.
— Тебе понравилось, Зван? — спросил я.
— Руки не могут вырасти заново, — сказал Зван.
— Пим, — сказала Бет, — ты ничего не понимаешь в сказках.
— Руки прекрасно могут вырасти заново, — сказал я. — Почему бы и нет? Ранки же со временем зарастают.
— Конечно, — рассмеялась Бет. — Вот ты понимаешь.
Я с гордостью посмотрел на Звана. Он обиженно глядел в пол, и я чувствовал себя победителем.
В субботу после уроков, около двенадцати, мы со Званом бежали из школы во весь опор, и никакие хулиганы не смогли нас догнать.
— Давай сходим к тете Фи, — предложил я Звану, когда мы уже спокойно шли по Галерее, — по субботам тетя Фи дает уроки кройки и шитья девочкам из МУЛО
[18], очень здорово, эти девочки чуть-чуть старше Бет и болтают про такие вещи, что ой-ой-ой, почти все, и по крайней мере одна из них жутко смущается.
— Да-да, — сказал Зван, — смущающиеся девочки — это самое интересное.
— Но только имей в виду, — сказал я, — если тетя Фи заведет шарманку про нашу новорожденную принцессу
[19], то не строй рожу. Тетя Фи без ума от этой принцессы, она даже послала поздравительную открытку ее маме Юлиане.
— Как мило, — сказал Зван. — Ладно, не буду строить рожу, если она заведет шарманку про принцессу.
Тетя Фи сидела с гордым видом у печки. На ногах у нее были красные носки, так что я зря волновался. Я-то боялся, что Зван увидит ее большую босую ногу с красными пятнами, он бы ух как распереживался.
