Тетя Йос смущенно смеется.
— Он маленький нахал, — говорит она мужчине.
— А где живет бабушка?
— М-м… на Саксен Веймарлан.
— Какой номер дома?
— Послушай, мальчик, — говорит мужчина, — ты задаешь слишком много вопросов.
— Нет, Томас, — говорит тетя Йос, — не надо ее искать, а то она будет слишком переживать.
— Зван уехал в Америку.
Тетя Йос смотрит на меня так, словно я рассказал ей, что Зван выбросился из окна.
— Я знаю, почему он уехал в Америку, — говорю я. — И ты тоже знаешь?
— Ну это уже наглость, — говорит мужчина, — так не разговаривают с дамой, которая годится тебе в матери.
— Не надо, — останавливает его тетя Йос. — Этому мальчику можно.
— А вы-то тут при чем? — говорю я мужчине.
Тетя Йос пытается затянуться сигаретой, но сигарета уже погасла.
— Где находится Саксен Веймарлан?
— Далеко, очень далеко, — говорит мужчина.
— Почему, — кричу я, — почему Бет будет слишком переживать, если меня увидит, объясните мне толком! Я хочу встретиться с Бет. Я хочу все узнать про Звана. Как вы не понимаете!
— Два дня назад я получила письмо от Аарона, — тихо говорит тетя Йос. — У Пима все хорошо, он хорошо ест и крепко спит по ночам, и он…
— Я получил от него письмо.
— От Пима?
— От Звана.
— От самого Пима?
— Он исписал одну страничку, потом еще, и еще, и еще, — прекрасное письмо!
Тетя Йос протягивает руку, словно отодвигая меня; мужчина берет ее за эту руку.
— Мне не разрешают волноваться, Томас, — говорит она, — ничего не поделаешь. Сейчас не надо об этом!
— Зван искал меня в Амстердаме! Но меня здесь не было. Почему ты ему не сказала: не уезжай, Зван… то есть Пим?
— Я не могу тебе этого объяснить, стоя на лестнице, Томас!
— А где сможешь?
— Позднее сам поймешь, — говорит мужчина. — А сейчас лучше уходи.
Он не хочет отпускать руку тети Йос.
Я думаю: все вы предатели, все-все, но я не буду реветь, я хочу в Америку, но это невозможно, зато можно пойти на Саксен Веймарлан, я разыщу эту чертову улицу!
— Вы противный, гадкий дядька! — крикнул я мужчине.
— Ну что ты, — говорит тетя Йос, — ну что ты!
Я поворачиваюсь и бегу вниз по лестнице, на ходу бурчу себе под нос: «Гнусные предатели!»
Где Саксен Веймарлан — об этом можно спросить прохожих на улице. Но первые мужчина с женщиной, к которым я обращаюсь, сами приехали из Гронингена и спрашивают у меня, по какой улице мы идем.
На Лейдсеплейн я загораживаю дорогу какой-то старушке, и она останавливается.
— Как ты себя ведешь! — сердится она на меня, когда я ору ей в ухо название улицы. — Я не глухая. Если ты спросишь у меня вежливо, я постараюсь тебе помочь.
— Скажите, пожалуйста, мефрау, где находится Саксен Веймарлан? — спрашиваю я.
— Молодец! — говорит она. — И еще вытри нос.
Я достаю из кармана старый папин носовой платок и сморкаюсь.
— А платок, который мне дала Бет, я забыл в Апелдорне, — говорю я, высморкавшись.
— Что тебе нужно на Саксен Веймарлан? — спрашивает она.
— Мне нужно выяснить отношения с Бет.
Она смеется.
— Почему вы смеетесь?
— На самом деле ты не такой уж суровый, как хочешь казаться.
— Скажите, где эта улица?
— Говоришь, Саксен Веймарлан?
Она ставит сумку на землю и показывает старческим, но очень красивым указательным пальцем вдаль.
— Ты путаник, — говорит она. — Я расскажу тебе самый простой способ туда добраться: пройди по Овертому до конца, а там уже спроси — только вежливо! — где находится Саксен Веймарлан.
— По Овертому до конца, — говорю я, — понятно, спасибо, мефрау, давайте я помогу вам нести сумку.
— Давай, — говорит она. — За это с меня двадцать пять центов, да?
— Только пять, — говорю я.
Она поднимает свою сумку.
— И уж пожалуйста, будь с этой девочкой как можно любезнее, — говорит она. — Если она не очень красивая, то скажи ей: какие у тебя красивые глаза! А если она хороша собой, то скажи ей: какие у тебя добрые глаза! Хорошенькие девушки часто боятся, что все видят только их хорошенькое личико.
— Она страшна как смертный грех, — говорю я.
— Ничего-то ты не понимаешь, — качает головой старушка.
Овертом — это самая длинная улица на свете, ей просто конца нет. К тому времени, когда я нахожу Саксен Веймарлан, я уже весь взмок от пота и страшно устал. Я даже не знаю номера дома. Но я не собираюсь звонить во все двери подряд. Единственное, на что я способен, — это присесть на кромку тротуара. Как знать, вдруг Бет выйдет на улицу. А может быть и нет, как знать.
Саксен Веймарлан — такая же скучная и безжизненная улица, как и Ден Тексстрат. Не видно ни души, даже за окнами не мелькает ни одного лица, я здесь один, на жаре, на солнце, в пропотевшей одежде и с разгоряченной головой.
Скоро я уже пойду домой. Но что значит «скоро»? Скоро — это рано или поздно, больше я ничего не могу сказать.
Мне уже не хочется видеть Бет.
Покрывшаяся коркой ссадина на колене чешется от жары.
У меня такое ощущение, будто меня здесь нет, хотя я сижу на поребрике и вижу пустую улицу и слышу глупый щебет птиц.
Я думаю про Звана.
Вспоминаю его рассказ о том, как он был еще совсем карапузом и поднялся по лестнице, цепляясь руками за перила. Никто не шел за ним сзади, никто не ждал его наверху лестницы — он был один.
Он рассказал мне об этом в ту длинную холодную зиму.
Я не сплю, но когда вдруг вижу Бет, выходящую решительным шагом из двери одного из домов, я вздрагиваю и просыпаюсь.
Бет идет по тротуару. У меня перед глазами дрожит воздух.
Когда ко мне возвращается способность видеть ясно, прямо передо мной оказывается физиономия Бет.
— Вот это да, — говорит она, — ты здесь… Но ведь ты уезжал.
— У тебя новые очки? — спрашиваю я.
— Нет.
— Ты так выглядишь, будто у тебя новые очки.
— Это я подстриглась.
Только сейчас я замечаю, что у нее по-идиотски короткие волосы.
— Какой у тебя дурацкий вид, — говорю я.
— Что здесь делаешь?
