Оказалось, что причина ее легкой депрессии – в том, что она понимала, что не в состоянии помочь ни отцу, ни матери, которым она очень сочувствовала. Нам удалось понять, что у ее матери были все симптомы посттравматического стрессового расстройства. С ней очень плохо обращались в детстве, и, вероятно, она подверглась сексуальному насилию. В результате женщина постоянно пребывала в страхе и переживала свои прошлые травмы. Она часто смотрела куда-то вдаль, не замечая никого из близких. Она могла потерять самообладание в любой момент без видимой причины, начать запугивать дочерей, хотя никогда не била их. Такой внутренний терроризм постоянно держал всю семью в напряжении. Джорджина настаивала на строгом этикете за столом, и если кто-то из девочек осмеливался заговорить вне очереди, ел не теми приборами или пользовался ими неправильно, на них обрушивалась злобная тирада. Памела научилась пользоваться ножом или ложкой как зеркалом, чтобы увидеть выражение лица матери и понять, в каком та настроении. Смотреть открыто было опасно: если мать перехватывала взгляд, она могла посчитать это бунтом или критикой («На что ты смотришь?»). Однажды в кино мать взорвалась, когда дочь неправильно произнесла имя одного из актеров, игравших в фильме, – шуму, по словам Памелы, было как от взрыва на складе боеприпасов. Любая мелочь могла послужить причиной подобных извержений.
Девочки мало общались с матерью, они ходили в детский сад, а дома о них заботились няни. Но даже в детстве Памела чувствовала, что с ее матерью что-то не так. Она жалела ее, обижалась и испытала большое облегчение, когда во время терапии поняла, что проблемы ее матери объясняются посттравматическим стрессовым расстройством. Однако Памеле оказалось трудно простить жестокое отношение матери к ее няне. Джорджина рявкала на нее и обращалась «как с собакой, давала ей команды и требовала моментального их выполнения».
Будучи любимицей, Памела считала, что должна защищать няню, однако понимала, что не может ничего сделать, и опять чувствовала свою беспомощность.
Сочетание «избранности» и беспомощности вылилось в любовь к рисованию. Отец восторгался ее работами, и Памела поступила в колледж искусств и стала развивать свое мастерство. Она стала художником по декорациям; работа в нью-йоркских театрах приносила удовольствие, но девушка чувствовала, что основную ответственность за успех спектакля несут актеры и режиссер.
Ее отец, уже в возрасте, продолжал относиться к дочери как к опоре. Во время нашей работы она решила выйти замуж за мужчину, с которым встречалась. Это решение было встречено отцом с ужасом, он возражал, используя сильные и иррациональные доводы. Ее жених был театральным режиссером, и отец считал, что его интересовали только деньги Памелы. В конце концов девушка решила полностью прекратить общаться с отцом.
По иронии, у нее хватило на это сил именно потому, что она была его любимицей. Это придало ей достаточно уверенности, чтобы освободиться от него. Она пережила тиранию матери и смогла отправиться в самостоятельное плавание, освободившись от паразитирующего отца. Ее больше не отравляло чувство беспомощности, легкая депрессия прошла, и Памела смогла оставить родителей в прошлом, их трудности больше не были ее проблемой.
Во время наших сеансов выяснилось, что у нее с папой никогда не было душевной близости. Ее эгоистичный отец просто пользовался ею, когда ему было удобно. Она не смогла припомнить ни одного случая, когда бы он посочувствовал ей или утешил. Если она была уязвима или нуждалась в поддержке, он не проявлял к ней интереса. В такие моменты – и в детстве, и во взрослой жизни – она шла к своей няне.
Эта история показывает, что у фаворитизма есть обратная сторона. Например, он стимулирует соперничество между детьми.
Фаворитизм и соперничество между детьми
Люсьен Фрейд, знаменитый художник
{229} и внук Зигмунда Фрейда, был любимым средним сыном. Известно о его глубоко враждебных отношениях с обоими братьями, младшим Клементом (радиоведущим, ресторатором и членом парламента) и старшим Стивеном. В автобиографии Клемент писал, что когда мама заходила в детскую, «она кивала Стивену и мне и садилась рядом с Люсьеном, чтобы пошептаться. У них были свои секреты». Однако Люсьену все это не нравилось. Он рассказывал своему биографу Джорди Грейгу, что ее внимание давило на него, и как только он достаточно повзрослел, отдалился от матери.
В детстве Стивен и Люсьен иногда объединялись против Клемента и вели себя довольно жестоко. Они росли в Берлине накануне Второй мировой войны. Как-то раз они уговорили брата подойти к солдату-нацисту и спросить его, видел ли он когда-нибудь обезьяну. Когда Клемент вернулся и сообщил, что не видел, они дали ему зеркальце. Подобные жестокие «шутки», по-видимому, были типичны для субкультуры мальчишек.
Так случилось, что моя мать Лидия (урожденная Джакобс) училась в школе Dartington Hall, куда отправили всех троих братьев почти сразу после прибытия в качестве беженцев из нацистской Германии в 1933 г. Мама резко отзывалась о Люсьене. Он был помешан на лошадях (как и она в том возрасте), иногда даже спал в конюшне. Мать рассказывала, каким необщительным и неприятным Фрейд казался ей; по ее словам, он пытался убить ее лошадь, накормив сырым ячменем.
Взрослыми Стивен и Клемент поддерживали отношения. Однако Люсьен надолго разочаровался в Стивене из-за конфликта по поводу долга. Он постоянно язвительно говорил о Клементе, утверждая, что всегда презирал его. Называл его лжецом и добавлял: «Он умер. Всегда был мертвым на самом деле». Они не разговаривали последние 40 лет жизни.
Главной причиной проблем между братьями было то, что Стивен и Клемент утверждали, будто Люсьен родился вне брака и не был биологическим сыном их отца, Эрнста. Даже в возрасте 87 лет Люсьен по-прежнему возмущался этими оскорбительными намеками в адрес родительницы и его самого. Учитывая особый интерес матери к среднему сыну, понятно, что братья могли верить в это, также возможно, что они говорили правду, хотя внешне Люсьен походил на Фрейдов. Конечно, не исключено, что братья просто «шутили» в свойственной им манере.
Трое мальчишек стали очень разными взрослыми. Стивен, по-видимому, не был амбициозен и довольствовался своим странным магазином, в котором продавались в основном дверные ручки. Люсьен стал, возможно, величайшим портретистом XX в.; Клемент – известным ресторатором, комедийным актером и политиком (говорят, что Люсьен отказался от рыцарского звания потому, что Клемент принял его). Кроме того, что двое из них стали знаменитыми и что все трое были страстными игроками, между ними, кажется, нет других сходств. Фаворитизм привел к соперничеству и вражде между братьями на всю жизнь.
Еще один интересный пример фаворитизма и сопряженного с ним соперничества между детьми можно найти в детстве журналиста Джанет Стрит-Портер
{230}. Она много лет работала телеведущей, затем продюсером. Я знаю ее довольно хорошо с 1980-х гг. Джанет всегда любила соперничество и временами была просто агрессивна. Она была очень интересным собеседником и обаятельной женщиной, но в качестве начальника вела себя как тиран, требуя моментального выполнения указаний. Она постоянно плела интриги на работе, часто успешно. На первых же страницах автобиографии она жалуется, что становится похожей на свою мать. «Почему я превращаюсь в нее?» – спрашивает она. К концу картина не становится понятнее ни для Джанет, ни для читателя. На самом деле, похоже, что она превратилась скорее в своего отца, чем в мать, благодаря комбинации таких факторов, как фаворитизм, пол, порядок рождения и сильное соперничество со своей младшей сестрой.
