– У вас пенсия послезавтра?
– И пенсия тоже.
– Вот и отлично. Я вам тут кое-что принесла. – Мила намеренно не сказала «купила». Чтобы не было намека на товарно-денежные отношения.
– С чего это вдруг? Думаете, я нищая?
– Ничего я не думаю, – возмутилась Мила. – Я себе покупала и вам заодно.
– Вы меня не знаете.
– И что? Вот продавец в магазине меня тоже не знает, а творог обезжиренный оставляет. Как вы думаете почему?
– Почему?
– Потому что мы с ней знакомы. Я хожу в магазин, она привыкла, что я прихожу. Она меня не знает, но видела.
– Разница есть?
– Огромная. Но для помощи – никакой.
– И что же вы купили? Я деньги вам отдать не смогу сегодня.
– А я деньги и не возьму.
– Это еще почему?
– Не возьму. Я могу работать. Вы – не работаете. Поэтому и не возьму.
Довод был прост, но женщина не нашлась что ответить. Она действительно не могла больше работать. И предлагали ей помощь просто, без намеков каких-то. И девушка эта была чем-то похожа на нее в молодости. Или ей, Варваре Петровне, хотелось так думать. Хотелось думать, что когда-то она сама была такой же решительной, собранной, самостоятельной, ничего не боялась и принимала решения, невзирая на обстоятельства или молву. И даже внешне она когда-то была похожа на нее – обычное лицо, но повадки запоминающиеся, убедительные, таящие в себе силу. Варвара Петровна почувствовала зависть – возраст, вот оно главное отличие между ними.
Чай они пили из больших чашек, на которых был изображен Большой театр. Кроме здания, на них были надписи: «Уважаемой В.П. на память от четвертого курса».
– Подарили студенты? – Мила указала на чашку.
– Да, какое-то время я преподавала. Недолго, правда. Очень полезное занятие. Мозги тренирует, память. А главное, от маразма спасает.
– Это как?
– В прямом смысле. Процесс преподавания – процесс обоюдный. Мы им – студентам, они – нам.
– Что же они нам дают?
– Новый взгляд. Подход, свойственный их возрасту. Преподающий невольно подстраивается под их язык, мышление. Он как бы еще раз овладевает социальными навыками, которые приняты в этой возрастной группе и которые соответствуют данному временному отрезку.
– Действительно, – призадумалась Мила. – Надо об этом подумать.
– Вам еще рано, – заметила Варвара Петровна. – Вам еще надо свой возраст «освоить», а потом муж, дети. Это тоже школа.
– Я не замужем. И детей пока нет.
– Будут.
– Надеюсь.
Уже сидя за столом, Мила разглядела свою новую знакомую. «Она так забавна, что представить ее молодой просто невозможно!» – подумала тогда Мила. Варвара Петровна была маленького роста, худая и прямая, словно проглотила аршин. Вероятно, несвойственная пожилому возрасту черта должна была ее молодить, но все было наоборот. Казалось, что девушкой эту женщину туго спеленали, да так и оставили. И она достигла зрелых лет, просто усыхая. Но внезапно она как-то так неловко поворачивалась, что становилась сутулой, почти горбатой. Мила даже удивилась такой метаморфозе, а потом сообразила, что эта сутулость не что иное, как реакция на боль. «У нее радикулит. Или остеохондроз. Что-то вроде этого!» – сказала она себе.
Еще в ее повадках было что-то птичье – мелкое движение, потом минутное спокойствие, затем опять мелкое движение и опять внимательный взгляд вокруг себя. И всему этому совершенно не соответствовала манера разговаривать. Речь Варвары Петровны была размеренной и на редкость образной. Речь выдавала человека с высшим образованием, современного. Мила пыталась представить, какой Варвара Петровна была в молодости – сейчас лицо ее было в морщинах, которые как бы замаскировали черты. «Она была приятной, лицо – тонкое. Хотя скорее всего она привлекала внимание обаянием. Даже сейчас, в эти годы, невозможно не улыбнуться, общаясь с ней». Очень скоро Мила попала под обаяние Варвары Петровна.
Спустя некоторое время Мила призналась себе, что те торт и чай ей показались самыми вкусными за долгое время. В чем причина, сначала она не поняла – торт «Сказка» самый простой, чай обычный, черный, разве только свежезаваренный. Мила долго перебирала детали того вечера и однажды поняла: все дело было в разговоре. В этой совершенно разрушенной, но при этом чистой квартире она вела разговор, который давно был ей нужен. И собеседница ее была очень похожа на нее, хоть и имелась между ними приличная разница в возрасте. Машинально отламывая ложечкой мягкий бисквит, Мила рассказывала и рассказывала о том, что ее так мучило эти годы – правильность выбора профессии, правильность поступков в личной жизни. Она говорила обо всем, что давно требовало анализа. Жаль, что для такого разговора раньше не представилось случая, не оказалось рядом слушателей и советчиков.
– Странно, мы сегодня только познакомились, а так славно поговорили обо всем. Спасибо вам. – Мила уходила в прекрасном настроении, забыв даже, что святочное меню для Ильи еще не продумано.
– Приходите. Только без продуктов, – сказала Варвара Петровна на прощание.
Так они и подружились. Мила, верная своей привычке, помогала убирать, мыла, иногда готовила, приносила продукты. Варвара Петровна, тоже верная себе, сердилась, обижалась, ругалась, выговаривала за купленные Милой продукты и пыталась отдавать ей деньги. В конце концов они мирились, садились за стол и за чаем вели долгие разговоры. Удивительнее всего было то, что Варвара Петровна, несмотря на разницу в возрасте, способна была рассуждать как ровесница Милы, а во многом она даже была прогрессивней.
– Не удивляйтесь, это оттого, что я всегда занималась наукой. Понимаете, я всегда должна была предвидеть и предугадывать. Мне важно было понимать, что последует в ближайшем будущем. Все ученые так поступают. Иначе никаких открытий не сделаешь.
Бывало, что они разлучались, только перезванивались изредка – это происходило, когда у Милы на работе случался аврал.
– Мила, вы живы? – интересовалась по телефону Варвара Петровна и неизменно добавляла: – Я, представьте, тоже. До встречи.
Мила заскакивала к ней на минуту, объясняла свою занятость. И видела, что Варваре Петровне это приятно. «Какой ужас – такое одиночество!» – думала Мила. – Ни помощи ни от кого, ни слова». Ее пугала собственная возможная судьба.
Илья да и другие знакомые скорее всего посмеялись бы над этой дружбой, а потому Мила держала ее в тайне. Не то чтобы скрывала, но не афишировала и никогда ничего о ней не рассказывала.
История с «домовым» повторялась уже не раз. И каждый раз, когда Мила прибегала по тревожному сигналу, оказывалось, что шумы имели вполне реальное объяснение. Точь-в-точь как сегодня.
– Будем считать, что это вентиляция нашего старого дома, – выдала новую трактовку своего же объяснения Варвара Петровна и продолжила: – Мила, присядьте, у меня к вам серьезный разговор. Мне надо, чтобы вы съездили в Амстердам.
