– Она не живет в другом городе. Она живет в этом же доме. Только в другой его части. Ну, по меркам нашей Ордынки, это даже далеко. Целый квартал.
– Не может быть, – только и вымолвила Мила, совсем растерявшись.
– Да, представь себе. Моя родная сестра живет в нашем доме. И мы, наверное, могли бы иногда встречаться, но ни разу не встретились. Словно нас разводит в стороны сама судьба. Я раньше очень переживала, а теперь, понимая бесполезность этих переживаний, – плюнула. Если нет доброй воли, никакая судьба не поможет.
– Варвара Петровна, она что же, никогда у вас не была?
– Она даже не интересуется, как я живу. Мы с ней не разговариваем.
– Давно?
– Очень. Я уже точно и не помню, сколько лет. Но лет тридцать уж точно.
Мила пыталась вникнуть в суть того, о чем говорила Варвара Петровна. Иметь родную сестру, с которой не общаешься почти тридцать лет! Что же должно было произойти, чтобы отношения стали такими?!
– Вы поссорились?
– Это сложный вопрос.
– Как так?! Вы более тридцати лет не общаетесь с близким человеком и не можете назвать причину отчуждения, вражды, ссоры?! Так не бывает!
– Как видишь, бывает. Бывает, если это произошло с нами. – Варвара Петровна нахмурилась.
Мила понимала, что в ее душе происходит борьба. С одной стороны, хочется пожаловаться, поплакаться на такое несчастливое обстоятельство, как долгая ссора с родным человеком. С другой стороны, что-то было в этой ссоре такое, что мешало быть до конца откровенной.
– Скажите, а раньше, когда вы были молодыми, когда были детьми, вы дружно жили?
Варвара Петровна помолчала, а потом сказала:
– По-разному мы жили. Но это сейчас не важно. То были детские шалости и детские обиды. Все дело в том, что случилось позже.
– А что случилось? – осторожно спросила Мила.
– Мы выросли. Повзрослели. И стали соперницами.
– Из-за Вадима Сорокко? – Мила понимающе кивнула головой.
– Да. – Варвара Петровна вздохнула. – Но мне тогда казалось, что у нее все это несерьезно. Мне казалось, что это упрямство, желание одержать верх надо мной. Она всегда вела себя с некоторым превосходством. Может, именно это меня и обидело тогда. А может, я посчитала, что ей не нужны эти отношения. Что она слишком наивна для них, слишком впечатлительна. Сейчас я уже не могу сказать, что в этом клубке отношений было главным. Факт остается фактом – поссорились мы из-за Вадима Сорокко.
– Ну так объяснитесь! Чего проще! Тем более теперь! Вам есть что вспомнить, есть о ком поговорить. В конце концов, вы же родные сестры! – Мила даже захлебнулась от возмущения. – Варвара Петровна! Что же вы делаете! Столько в мире одиноких людей! По-настоящему одиноких. Которые отдали бы все за родную душу! А вы?! Вы с сестрой, с родной сестрой не можете помириться. Вы живете в одном доме и все эти годы не встречались! Нельзя так гневить бога!
– Не горячись, Мила. Мы были соперницами, мы старались насолить другу другу, мы боролись за Вадима. Он был стрелкой в магнитном поле – каждая из нас прикладывала усилия, чтобы он повернулся в ее сторону. Да, мы ссорились. Мы обижались, могли сказать колкость. Но мы общались. Мы были сестрами.
– А что же случилось дальше? Что произошло?
– Смешно, но ответить на этот вопрос я не смогу. Именно здесь моей вины нет. Прервала отношения сестра. Она просто перестала общаться, отвечать на телефонные звонки, не приходила в гости, избегала встреч. А однажды не пустила меня на порог – я ведь беспокоилась, пришла ее проведать. Она не открыла дверь. Только прокричала, чтобы я больше к ней не приходила никогда. Словно вычеркнула меня, вычеркнула общее прошлое. И ни разу с тех пор не изменила своего решения. Ни разу.
– Так не бывает. – Мила покачала головой. – Так не бывает! Что-то же должно было произойти…
– Должно. Но что? Я об этом думаю последние тридцать лет. И чем больше думаю, тем больше убеждаюсь в том, что нет на свете такой причины, чтобы забыть свою родную сестру.
Мила честно попыталась представить, как это могло произойти, но у нее это не получилось.
– Согласна. Очень тяжело представить это. Варвара Петровна, а вы не пробовали?.. Ну, так сказать, подсмотреть… С соседями поговорить, тайно… Ну, может, что-то бы узнали?
– Нет, я никогда такими вещами не занималась. Я так думаю, что она человек взрослый и не глупый, если приняла такое решение, значит, это было сделано осознанно. Были на это причины. Другое дело, насколько они уважительны и как сочетаются с родственными связями. Как они сочетаются с семейным прошлым. Я больше никогда не звонила. Не приходила. Более того, я с тех пор не пользовалась той аркой со львами, которая вела в наш двор. Я перестала ходить там. Я домой попадала через переулок. Так и ближе было. Я ведь даже и представить себе не могла, что я сделаю и скажу, если случайно ее встречу.
– Так и не встретили ни разу?
– Ни разу. Дом у нас огромный, сама знаешь. Соседей много, но старых осталось мало. Кто-то умер, кто-то переехал. Новые никого здесь не знают и никем не интересуются. Так что даже сплетни до меня не доходили. Одним словом, в одном доме, но как на разных планетах.
Мила в растерянности уставилась на Варвару Петровну. Что сейчас можно было сказать? Что можно было придумать?! Были ли слова утешения? И самое главное, в чем утешать? В том, что мужчина, которого она любила, на самом деле любил другую. Или изменил с ней? Или утешать, представляя эту трагедию ссоры с самым близким человеком, с сестрой?! «По мне, так второе – это точно трагедия. А все, что писал Сорокко в своем дневнике, – это так. Это уже действительно прошлое. И насколько оно правдиво – одному богу и Сорокко известно. А поэтому…»
– Что вы там говорили о детях? – Мила решительно встала с дивана.
– О чем? – не поняла Варвара Петровна.
– О детях! Вы говорили, что Сорокко написал о детях.
– А, да. Он так и написал. – Она на минуту задумалась, а потом процитировала по памяти: – Он писал, что «дети могли бы быть утешением и смыслом моей жизни, не будь я таким нерешительным».
Мила помолчала, обдумывая услышанное, а потом сказала:
– Только не ясно, о каких детях он пишет? О своих? О тех, что могли бы быть? О том, что он упустил шанс иметь большую семью? О чем он пишет? Мне кажется, что он пишет просто так. Как пишут в дневниках, рассуждая.
– О, это ты заблуждаешься. Вадим Сорокко никогда ничего не скажет и не напишет просто так. Для него каждая запятая имела смысл и значение.
– Варвара Петровна, вы с сестрой были соперницами. Вы обе любили Вадима Сорокко. Но поссорились вы по какой-то иной причине. И узнать по какой, можно только одним способом.
– Каким?
– Встретиться с вашей сестрой.
