Соня только гладила плачущую Зою по голове и вздыхала. Она могла бы объяснить Зое, что хоть Гранин и поступил как козел, но это еще не самое страшное, что могло бы быть. Соня могла рассказать, как вместо театра или кино ее муж напивался, пропадал на неделю, а домой являлся в таком виде, что одежду приходилось просто выбрасывать.
– Зоя, голубушка, перестань. Сходишь ты в Большой. Сама же знаешь, что сходишь. Мне ли тебя учить? – Соня со значением посмотрела на Зою.
Та перестала рыдать:
– Правильно ли я тебя понимаю, подруга?
– Правильно, – кивнула Соня.
И Зоя сходила в театр. Из своего похода сделала целое шоу, но Гранин в нем не принял никакого участия. Он остался зрителем галерки, реакцию которого главное действующее лицо, то есть Зоя, предпочло не заметить. Зоя сходила в театр с давним приятелем, она была одета во все те же меха, она была ослепительно хороша с высокой прической из рыжих волос, в ушах ее болтались роскошные изумруды, подаренные когда-то критиком Зубовым. Мужчины сворачивали шеи, когда Зоя проходила на свое место в ложе. Но Зоя была бы не Зоей, если бы не довела дело до логического конца. Скромный тоненький журнал с миллионным тиражом в разделе светской хроники напечатал ее фото. Рядом с Зоей стоял известный критик, тот самый, который когда-то писал о начинающем актере Артуре. Этот журнал попадал почти в каждый дом – поскольку там печаталась самая удобная программа телепередач. А потому и в доме Гранина этот журнал увидели. По тому, как Гранин забеспокоился, и по тому, как он был с ней ласков и нежен, Зоя поняла, что в семействе Граниных ее увидели. «То-то же. Знай, что и увести могут», – злорадно подумала тогда Зоя.
Да, в их отношениях теперь появилось соперничество. Да, теперь, когда жена Гранина знала о Зое, когда не стало тайны, так их объединяющей, Зоя и Алексей начали воевать за сферы влияния. «Переход на легальное положение», как шутила иногда Зоя, привел в действие центробежные силы. Гранин теперь неизбежно оказывался хранителем своего очага, он не мог делать жену врагом – как-никак она терпела его роман с Зоей. И это ее вынужденное великодушие поддерживало в Алексее чувство благодарности. Зоя же теперь противопоставляла свой образ жизни семейному укладу Граниных.
– Мы никогда так не делаем. Мы добавляем в борщ свежие помидоры! – мог сделать замечание Гранин. На что Зоя язвительно замечала:
– Именно поэтому я – Абрикосова, а не Гранина.
…У Сони заболело все семейство – она сломя голову носилась по магазинам и аптекам, варила обеды и еще успевала работать. Когда Зоя позвонила ей с просьбой приехать, Соня впервые отказалась. Причем не просто отказалась, она сделала Зое замечание.
– Дорогая, может, тебе действительно оставить эту семью в покое?! – спросила она, переводя дыхание. – И им станет легче, и ты избавишься от проблем!
– Что значит оставить в покое?! – растерялась Зоя.
– Я бы на месте его жены тебя давно бы отравила! – честно призналась Соня. – Ты, как те самые колумбийские партизаны, не даешь людям жить спокойно.
Зоя положила трубку и расплакалась. Впервые за все время Соня отказала в поддержке. Впервые она была не на Зоиной стороне. И впервые самостоятельно Зоя поняла, как много значат для нее подруги.
– Не обращай внимания, постарайся забыть. Она сама через два дня исказнит себя и позвонит, – посоветовала Люда.
– Да что с ней?! Почему она так?! – не успокаивалась Зоя.
– Муж куролесит. Уходит из дома. А когда ему становится плохо – возвращается к ней.
– Но она же ничего не рассказывала! – изумилась Зоя. – Молчала! Почему она молчала обо всем?
– Гордая. И хочет сохранить семью. А тебе я скажу следующее, – Люда выпятила подбородок, что являлось признаком волнения, – мне тоже не нравятся ваши отношения, но на то они и ваши, чтобы вы сами все для себя решили. Однако ты спрашиваешь меня, я отвечу. Вы с Граниным сейчас проходите еще один этап. Вы выбираете удобный для всех способ существования. И сейчас неизбежны ссоры. А еще он будет теперь хвалить свою жену. И подчеркивать свою верность дому. Это тоже естественно. Он же носитель комплекса вины. Похоже, его жена тоже неплохой стратег.
Новая информация оказалась прямо-таки откровением для Абрикосовой. Зоя призадумалась…
Теперь они стали чаще спорить и ссориться.
– Слушай, давай куда-нибудь поедем? На дня три-четыре. В конце концов, просто на выходные, – предложила как-то Зоя Гранину. Ей теперь до смерти хотелось насладиться триумфом. Захотелось когда-то забытых вечерних платьев, каблуков, общества, ресторанов. Зоя должна была как-то вознаградить себя за аскезу в начале романа.
– Не думаю, что это получится, любимая! – очень твердо произнес Гранин в ответ. В голосе его прозвучали решимость и определенность. Вообще, Гранин поменялся – причем за довольно короткий срок. В нем не было больше нерешительности, заискивания. Тон его стал ровным, спокойным, без сюсюкающих нот. Казалось, что он расправил плечи, отстояв свои отношения с Зоей. Невольно это его довольство собой сказывалось на манере их общения.
– Зоя, сколько раз я говорил, что не надо столько готовить, – как-то раз принялся выговаривать он Зое. – Я не признаю, когда много едят. Сам ем немного…
Зоя выслушала это молча, не рассердилась, но поняла, что ей теперь очень не хватало того, начального «придыхания», нежной осторожности, неуверенности, особой ласки, которые звучали в его словах, обращенных к Зое. Гранин стал себя вести как самец, за которого борются сразу две самки, а он волен выбрать любую из них. Появилась в нем эдакая снисходительность, покровительственный тон и иногда менторство.
– Так почему же мы не можем куда-нибудь поехать? – повторила свой вопрос Зоя.
– Каникулы, у моих детей каникулы. Я беру отгулы, чтобы провести с ними время.
– А-а-а, – протянула Зоя, – да, каникулы – это серьезно!
Гранин помолчал, потом повернулся к ней и мягко произнес:
– Зоя, ты же знала, на что идешь, вступая со мной в определенные отношения. Ты же знала, что у меня дети, и должна понимать, что с этим никто ничего никогда не сможет поделать?
– Дорогой, – отмахнулась Зоя, – я не ставлю под сомнение твои отцовские чувства.
Она тем не менее знала, что Гранин прав, но как он мог так говорить об их отношениях?! Как он мог намекнуть, что именно ей эти отношения были нужны, что это она сделала все, чтобы они были вместе. Или Алексей забыл, как оборвал ей телефон, звоня каждый час? Какие слова он говорил, каким тоном! Да он просто маньяком выглядел тогда! «Стоп! Да, конечно, все сделала я. Он прав. Если бы не моя изворотливость, не сидел бы он сейчас в моей гостиной!» – подумала Зоя и улыбнулась.
– Алеша, я меньше всего хочу, чтобы страдала твоя семья, – покладисто проговорила она. – Конечно, занимайся детьми. А потом, как-нибудь, мы с тобой съездим.
На лице Гранина появилось удовлетворение:
