— Мистер Дик! — радостно закричала она своим тоненьким голоском. — Наконец-то вы проснулись! — и немедленно залилась слезами.
И почти тут же она успокоилась, слезла со стула и быстро приготовила какое-то питьё, которое с важностью принесла Дику.
— Пейте скорее! — сказала она. — Доктор сказал, что вам обязательно нужно пить.
Только сейчас Дик заметил, что в его комнате наведён полный порядок и невозможно пахнет медикаментами.
— Доктор? — переспросил он. — Когда же успел прийти доктор? Да и сколько времени я провёл в кровати, скажи на милость?
— Три недели, — вздохнула девочка.
— Три — чего?! — закричал Дик настолько громко, насколько он вообще мог кричать в своём состоянии.
— Недели, — удовлетворённо повторила Маркиза, как будто даже радуясь тому, что ей удалось его поразить, — и знали бы вы, сколько околесицы вы несли в бреду и как вы хотели уйти через окно, а я вас остановила. Я уж думала, что вы не оправитесь и помрёте, а вы вот пришли в себя! — с этими словами малышка снова зарыдала, но, быстро прекратив это дело, пошла ставить на огонь чайник и поджаривать гренки.
— А как ты очутилась здесь? — спросил Дик, глядя, как она домовито управляется с его хозяйством.
— Я убежала, — ответила она, не поворачиваясь от огня.
— Убежала?! И где же ты живёшь? — снова вскричал Дик.
— Здесь и живу, — тихо ответила девочка. — Когда вы не появились в конторе, то я слышала, как какая-то женщина пришла в дом и сказала, что вы лежите в горячке, а мисс Брасс ответила, что ей и дела нет до этого. Женщина со всей силы хлопнула дверью да ушла. Она оказалась вашей квартирной хозяйкой, я побежала за ней и сказала, что я ваша сестра. Она мне поверила, и теперь я живу
Маркиза и Дик Свивеллер
здесь. А хозяева начали искать меня и даже сделали публикацию в газете о моей пропаже.
Дик, который к тому времени уже смог сидеть на кровати и только что решил попытаться встать, от такого её признания чуть было совсем не лишился чувств и повалился обратно на подушки.
Он был бесконечно благодарен этой малышке за то, что она ухаживала за ним всё это время и не дала ему умереть, но он и представить себе не мог, что же ему теперь делать с нею. Заставить её вернуться к хозяйке было бы жестокостью, на которую он не был способен, но и укрывать ребёнка, которого разыскивают, вовсе не входило в его планы.
— Не волнуйтесь, доктор не разрешил вам волноваться, — быстро продолжила маленькая Маркиза, увидев, что от её слов Дику внезапно стало хуже, — да и они бросили уж меня искать. Я бегала к дому и слышала сама, как мисс Брасс говорила, что её совершенно не волнует, где я и что со мной, и что если я сбежала и умру где-нибудь в трущобах, то ей до этого и дела нет.
Нельзя сказать, что это сильно успокоило Дика, но он решил, что любые решения лучше всего принимать, будучи одетым, и начал искать глазами свою одежду.
— А одежды нет, — сказала Маркиза, заметив это. — Я не нашла у вас денег и продала её всю, чтобы купить вам еды и лекарств.
— Господи, бедная малышка, да ты, видно, намучилась тут со мною до смерти! — воскликнул Дик, который сам уже не знал, плакать ему или смеяться.
— А вот и нет, — важно ответила девочка. — Я привыкла много работать. И я рада, что вы наконец выздоровели. Знали бы вы, как вы страшно пели и заговаривались!
— Как это хорошо, что ты у меня есть, дорогая моя Маркиза! — воскликнул Дик. — Без тебя я точно уж был бы на том свете!
Что же было дальше? А вот что. Дик окончательно поправился и оставил Маркизу жить у себя. Он ушёл от Брассов и устроился работать в другую контору, Маркизу же вскоре определил в школу — учиться. Перед этим, правда, он дал ей имя. Теперь её звали Софрония Сфинкс.
— Звучно, — говорил Дик, — и содержит в себе что-то таинственное.
Когда Маркиза закончила школу, он отдал её в пансион для девиц, где она проучилась несколько лет. Кто знает, был бы Дик Свивеллер так усерден в работе все эти годы, если бы ему не нужно было содержать маленькую Маркизу и платить за её обучение? И один только Дик может сказать, как часто он отказывал себе во всём, только бы у его Маркизы было всё, что ей необходимо. Когда девушке исполнилось девятнадцать, Дик Свивеллер попросил её руки. Никто, конечно, не стоял рядом, когда Дик делал Маркизе предложение, и не слышал, сказала ли она ему «да», но доподлинно известно, что уже через неделю они поженились, а ещё через некоторое время переехали в небольшой уютный коттедж с садиком и беседкой. И жили долго и ладно, и, хотя у его жены давно уже было настоящее имя, Дик Свивеллер всегда называл её только Маркизой.
Малышка Нелл (из романа «Лавка древностей»)
На одной из улиц старого Лондона стоял дом, в котором жил седой старик и маленькая девочка с вьющимися светло-каштановыми волосами. Её звали Нелл, лет ей было тринадцать-четырнадцать, а на вид и того меньше: такой хрупкой и тоненькой она была.
Ещё с улицы, через окно, можно было разглядеть, что их жилище было на редкость необычным. Большая комната представляла собой хранилище самого невероятного добра, какое можно найти в Лондоне. Были здесь и статуэтки из слоновой кости, и рыцарские доспехи, и пыльные, но не потерявшие своего шика восточные ковры; и старинная, а иногда и просто старая, мебель. Больше всего эта комната напоминала собой жилище волшебника. Дедушка Нелл был собирателем древностей. Со всех концов города ему привозили самые разнообразные вещи, он же оценивал их и выставлял на продажу. Тем они и жили. Старик души не чаял в своей маленькой внучке. Несмотря на свой юный возраст, она была настоящей хозяйкой дома, потому что, кроме дедушки, у неё больше не было никого, а у него не было никого, кроме Нелл.
Заботясь друг о друге, они жили дружно и счастливо, хотя порой маленькой Нелл было очень и очень тяжело, ведь вместо игр и кукол ей нужно было заниматься домашними делами и помогать дедушке.
Однажды старик ушёл куда-то поздно ночью, оставив внучку одну в доме, и строго-настрого приказал ей запереть за собой дверь и никого не впускать. Всю ночь Нелл не могла заснуть: сколько мыслей пришло ей в голову, сколько волнений испытала! Старик вернулся лишь под утро, угрюмый и недовольный.
— Куда ты ходил, дедушка? — спросила Нелл, накрывая стол к завтраку.
Но старик ответил:
— Не спрашивай меня, моя любимая Нелл, не спрашивай меня. Знай только, что всё, что я делаю, — это ради тебя и твоего будущего.
Со временем этот случай забылся, жизнь вошла в своё привычное русло, и, казалось, ничто не предвещало беды. Но однажды старик снова ушёл куда-то ночью. А потом ещё и ещё, и всё чаще и чаще. И как ни умоляла его Нелл рассказать о том, куда он отправляется по ночам и зачем оставляет ее дома одну, старик лишь отнекивался да твердил своё:
