– Руки чешутся подержать в ладонях эти ягодицы, –
признался Глеб Павлович.
Она кивнула.
– Ну пойдем, подержишь. А то перерыв заканчивается.
Они ушли, делая вид перед курильщиками в другом конце
коридора, что каждый идет по своим делам. Кровь бросилась мне в голову, захотелось
ринуться следом и как-то напакостить обоим. Большим усилием удержался. Никто
никого не преследует, какого хрена я берусь защищать тех, кто в защите не
нуждается. Сам дурак.
Впрочем, чтобы идея с шилом не забылась от единичного
применения, я прошелся вдоль коридора в поисках применения. На том конце
собрались у пожарного крана курильщики, раньше они чувствовали себя хозяевами
везде, а теперь им, как неграм, отводят особые места, куда белые люди не ходят.
Я пошел внутри стены, ориентируясь на затемнение в
середине. Ближе к краям, где будет соприкосновение с воздухом, стена как бы
истончается, что дает мне хороший ориентир, как идти, чтобы не высовываться
плечом или боком.
Кстати, я как-то истончаюсь в стене, хотя сам этого
совершенно не чувствую, но прохожу же вдоль таких стен, где даже с моим далеко
не богатырским размахом плеч высовывался бы в обе стороны!
К стене прижимаются спинами сразу двое, я изготовился
ткнуть шилом ближайшего, потом другая идея пришла в разгоряченную голову.
Осторожно ухватив кончиками пальцев ткань на заднице, я подтянул ее чуть ближе.
А так как мужик и так прислонился задницей, то это «ближе» оказалось на
пару миллиметров уже в глубь самой стены.
Хотел и второго, но этот в плотно облегающих джинсах, не
ухватишь, а у первого штаны болтаются, как и предписано модой… Он обеспокоенно
оглянулся, ощутил неладное, подвигал задницей.
Кто-то сказал сочувствующе:
– Глисты? У моей собаки такое же было. Садится на траву
и давай елозить задом! Зуд в анусе, значит.
– Пусть пьет декарис, – посоветовал второй и объяснил
занудно: – Это глистогонное.
– У него от другого в анусе зуд, – сообщил третий.
Все захохотали. Еще один произнес задумчиво:
– Вообще-то я мог бы помочь… Совсем за небольшую плату!
– Да ты чё? – добавил еще остряк. – У Тимыча
вон какая задница! А ты еще и деньги с него брать хочешь!
– Ну ладно, уговорил. По-дружески могу и за так…
Тимыч, у которого брюки сзади то ли прилипли, то ли
зацепились, раздраженно дергался, но штаны не настолько широки, чтобы
повернуться в них и рассмотреть, что же держит, а толстая шея не поворачивается
даже вбок. Наконец, не выдержав насмешек, рванул, полагая, что прилип к жвачной
резинке. Послышался треск раздираемой материи.
Я ожидал, что оторвется лишь крохотный кусочек размером
с ноготь мизинца, но ткань разошлась по шву, и на стене повис клок размером с
ладонь. Мужики сперва обалдело умолкли, затем грохнули таким хохотом, что один
едва не проглотил сигарету.
Тимыч обалдело лапал прореху на заднице, оттуда нагло
полезли голубенькие семейные трусы с цветочками, потом зло выматерился, отчего
мужики от смеха начали сползать по стенам на пол.
Один наконец заинтересовался, почему же такое случилось с
Тимычем, взялся за болтающуюся ткань. Мне можно бы все так и оставить, но я,
воодушевленный проделкой, осторожно приблизил из стены палец и кончиком
осторожно подтолкнул погруженную в бетон ткань к границе с воздухом.
Мужик дернул, ткань отделилась с легкостью, ощущение у всех
осталось таким, что была приклеена к стене просто слюнями. Он с таким
недоумением держал клок в руке, что все от хохота вообще сползли на пол и
ползали там на карачках, багровые, умоляли знаками не смешить их больше, а то
вот прям щас лопнут, как мыльные пузыри.
– Ничего не понимаю, – произнес он в полном недоумении.
Он понюхал лоскуток, дернулся всем телом, брезгливо
отодвинул на вытянутую руку, а пальцами другой руки зажал себе нос. С пола
слышался уже не смех, а жалостливое всхлипывание. Курильщики хватались друг за
друга, пытаясь подняться, от смеха руки и ноги становятся как вода, снова
сползали по стенам на пол, уже не ржут, а повизгивают, багровые, как вареные
раки.
– Так вот… – сказал мужик с лоскутком трагически, –
почему куры дохнут… откуда пошел птичий грипп…
Из кабинета директора вышел сам Павел Дмитриевич,
нахмурился, но и грозный вид начальника не заставил всех отрезветь. Павел
Дмитриевич подошел, начал было интересоваться, что стряслось, но сам ржать
начал раньше, чем ему объяснили, больно злой и растерянный вид у Тимыча,
зажимающего узкой ладошкой прореху, а ткань кокетливых трусиков так и вылезает
наружу, будто ее оттуда выдувает мощным ветром.
Ну дебилы, подумал я. Нашли, над чем смеяться. Человек без
штанов остался. Сейчас бабы начнут наперебой предлагать ему помочь с его
проблемами…
У нас бабы такие.
Впрочем, они везде теперь такие.
Глава 10
Мама задержалась, пришла возбужденная, обрадованная и
расстроенная, все вместе. Оказывается, задержалась внизу, жильцы собрались
наконец и выбрали домовый комитет, а маму избрали старшей. Не потому, что
выглядит крутой, а как раз наоборот: крутых боятся и не любят, а она такая
интеллигентная и тихая, со всеми приветливая, никому никогда грубого слова… вот
и попалась. И отказаться не могла.
И сразу же ворох проблем: установить новую дверь взамен
той имитации двери, что оставили строители, поставить цифровой замок, нанять
консьержек: в соседнем доме уже есть, а его сдали на месяц позже нашего, еще
нужно договориться, по сколько собирать с каждой квартиры на оплату консьержек
и содержание в чистоте подъезда…
– И на фиг тебе эти хлопоты? – спросил я.
– Кому-то ж делать надо, – ответила она
смиренно. – К тому же доплата будет от ЖЭКа в размере целой тысячи
рублей!.. За свет и за воду будем платить половину стоимости…
Я вдохнул, не зная, как сказать, что теперь мы ни в чем
не будем нуждаться. Что зарплата моя будет расти стремительно, что больше ей не
придется брать дополнительные уроки и вести параллельный класс.
– Это мелочи, – сказал я.
– А самое главное, – добавила она, – все
уклоняются от такой работы, но, если не делать, дом превратится в свалку. Уже и
так… Какой чистый и красивый сдали строители! С каким ликованием мы
вселялись! А сейчас загаживаем так быстро, что скоро будем задыхаться в
смраде… На субботу наметили провести собрание. Будем решать, что делать, чтобы
дом снова стал чистым и безопасным.
– Ну на фиг это тебе? – повторил я.
– А вдруг сумеем очистить дом? – спросила она с
надеждой. – Так хочется жить в чистом!
– Да он и так вроде ничо, – ответил я и постарался
вспомнить, что маме не так, потом подумал, что старшее поколение почему-то
достают разные надписи на стенах подъездов, лестничных площадках и в
лифте, – а вообще-то делай, если время девать некуда.
