Она скорбно вздохнула, я перехватил ее взгляд на толстую
стопку школьных тетрадей. Я посмотрел тоже, отчего-то стало совестно, мама
взглянула просительно, уже зная, что откажусь, но я сказал неожиданно:
– Приду. Посмотрю на тебя в роли старшей.
– Не смейся, – сказала она жалобно, – какая из
меня старшая?
– В классе-то старшая, – возразил я.
– То в классе…
– Здесь тот же класс. Только на переменке.
Жильцы столпились в холле, и всякий, входя снаружи через
парадную дверь, смотрел с недоумением, шарил взглядом в поисках трупа. Многие
оставались послушать, в помещении становилось все теснее. Я видел, как с
улицы сунулись двое парней, но, увидев такую толпу, поспешно отступили и почти
выбежали, пряча лица.
Мама моя сперва пыталась вести собрание, но очень быстро все
пришло в неуправляемое состояние, жильцы орали и доказывали друг другу,
навязывали свое, отрицали чужое. Хотя в целом решили раскошелиться на входную
дверь с магнитным замком и кодом, некоторые хитрецы сразу же уперлись: им-де
это не надо, рассчитывая, что дверь все равно поставят, а им ключи выдадут
бесплатно.
Особенно кипятился один жилец с говорящей фамилией Говнюков.
Его у нас в доме считают правозащитником: он участвует во всех митингах против
власти, обличает произвол и жандармизм, требует свободу политическим
заключенным, превозносит победы ваххабитов в Чечне и доказывает, что
русские – самые ленивые и неспособные в мире, потому Россию надо разделить
на части и раздать другим народам.
– Надо быть тупоголовым русским, – орал он, забывая,
что сам вроде бы русский, – чтобы всерьез полагать, будто цифровые замки
помогут защитить дом! Все равно кто-то выходит, кто-то заходит. Достаточно
подождать десять-пятнадцать минут, обязательно откроется дверь…
– Так это ждать надо, – возразил кто-то слабо. –
Если приспичит, он лучше к другому подъезду пойдет…
– Вы идиоты? – спросил Говнюков патетически. – Ну
да, у нас же страна такая! Замок, чтоб вы знали, электрический. Если дернуть
рубильник, дом останется без света, открывай – не хочу. Еще можно отжать
дверь фомкой. А если с кирпичом в руке дождаться, когда кто-то выйдет, то
кирпич можно подложить под дверь, и ни одна собака не поинтересуется, почему
дверь открыта настежь, а никто мебель не носит.
Мама сказала быстро:
– Будут консьержки – будут следить, носят мебель или
нет. И вообще… за приходящими.
– У нас что, полицейское государство?
– При чем здесь полицейское? Просто порядок..
– Какой может быть новый порядок?
Она спросила устало:
– Что вы к словам цеплятесь? Все равно порядок нужен…
– Да? – закричал он так, что все умолкли. –
А вспомните, с чего начинали Гитлер и Муссолини? Вообще все диктаторы
начинали с того, что наводили чистоту в общественных туалетах, на улицах и в
подъездах!.. Нет, уж лучше жить в засранном доме, чем при фашистском режиме! Мы
демократы или не демократы?
Мама сказала жалобно:
– Демократы, демократы! Но почему демократы должны жить в
загаженном доме?
– Потому что загаженность – от низкого уровня культуры
в целом, от недостаточного духовного развития, а жесткие меры диктаторского
режима не должны… не должны иметь места!
Народ обалдело слушал да бросал отдельные реплики, мама
возразила:
– Давайте вернемся к нашему дому. Ставим цифровой замок или
нет?
Говнюков отрезал за всех:
– Не ставим! Это я говорю, как убежденный демократ. Нельзя
ограничивать права и свободы личности. В нашей стране, что идет к правовой
системе, каждый волен заходить в любой дом…
– …и срать там, – вставил кто-то из задних рядов.
Говнюков выкрикнул раздраженно:
– Вас дурачат! Не видите? Вас всегда дурачила власть, а вы
молчите! Это только кажется, что дверь открыть трудно! Надо, мол, тянуть с
бычачьей силой. Но я еще неделю тому для эксперимента жвачку на электромагнит
налепил – все, входи без всякого ключа! И одни по-прежнему тупо
прикладывают ключ с магнитом, другие… вон подростки сразу сообразили, все сейчас
из соседних домов собираются у нас…
Он осекся, а Денис, здоровенный мужик из бывших омоновцев,
спросил угрожающе:
– Так это с твоей подачи под моей дверью насрали?
Говнюк ощерился:
– Докажите!
– А что доказывать? Ты сам признался!
– Вы мне не тыкайте, не тыкайте! У нас правовая страна,
я вас по судам затаскаю.
Денис стиснул кулаки, каждый с бычью голову, но жена повисла
на нем, уговаривая, что с говнюками связываться – себе дороже, а Говнюков
победно посмотрел по сторонам.
– Цифровые замки, – заявил он, – срать в парадной
не мешают. Не верите, зайдите в любой дом, понюхайте.
Денис вполголоса ругался, а его сосед, Терентий Иванович,
тихий и такой же интеллигентный, как моя мама, возразил мягко:
– Кто спорит? Вы совершенно правы. Но замок усложняет
процесс проникновения в дом. Отсеивает большинство срунов. Заходят уже не те,
кому надо в самом деле облегчить кишечник, а именно те, кому нужно насрать
именно в этом доме, кому-то насолить. Таких намного меньше.
Говнюков возразил патетически:
– Я хочу свободы! А это ограничение моих прав как
демократа.
– А квартирный замок не мешает? – спросил кто-то
из собравшихся. – Или у вас дверь без замка?
– Замок на входной двери в подъезд, – продолжал
Говнюков непреклонно, – мешает моим гостям приходить ко мне.
Терентий Иванович, видя поддержку, поинтересовался так же
интеллигентно:
– А дергать дверную ручку, нажимать кнопку лифта, потом
в самой кабине нажимать на кнопку этажа…
– Это другое дело!.. Это не ограничивает меня как демократа
и члена общества защиты прав человека от человека!
Мама моя беспомощно поглядывала по сторонам, пыталась как-то
вести собрание, но жильцы галдели, перебивали друг друга, наконец, когда уже
все устали, даже Говнюков притих, слово взял Терентий Иванович, он как-то
распрямился и заговорил веско и убедительно:
– Кто спорит, что от крутых профессиональных воров никакая
дверь не защитит? Но крутые профи в наш дом и не придут, а вот всякую мелочь,
которой в сто крат больше, отсеять сможет. В том числе и любителей срать в
подъездах. Тем более, как выяснили исследователи, вся эта насранность, разбитые
лампочки, исписанные стены, подпаленные стены и выломанные решетки в
лифтах – это дело рук не жильцов, а всей дряни, что заскакивает в
ближайший по дороге подъезд выпить и облегчиться.