– Неважно, – ответил я небрежно, – я решил, что
так удобнее.
– Понятно, – ответил он, – демонстрируете свои
возможности. Это понятно… теперь о деле. Ваши люди берутся?
Он говорил уже уверенным голосом человека, знающего себе
цену и понимающего свою мощь. Я ответил со смешком в голосе бесспорного
победителя:
– Я задам встречный вопрос… Уверены, что если к вам сейчас
придут с обыском, то не отыщут героина?
Он вскинул брови, спросил с оттенком угрозы в барственном
голосе:
– Шутите?
– Абсолютно нет, – ответил я.
Он заговорил с уже явственной угрозой:
– Никакого героина у нас никогда не было!
– Разве? – переспросил я. – А я слышал, пару
доз держите прямо под подушкой…
Что-то в моего голосе заставило его подняться, не отрывая
мобильника от уха. Он прошел достаточно неспешно в спальню, где двумя пальцами
приподнял подушку. Я видел, как расширились его глаза, жаль нет цвета, но
и так понятно, что побледнел: под подушкой поблескивает целлофаном аккуратный
пакетик с белым порошком. Не притрагиваясь, перевернул другую, там два точно
таких же, нагло поблескивают прозрачными боками. Рыча, ухватил и ринулся к
туалету, словно уже слышал за окном завывание милицейских сирен.
– Не торопитесь, – сказал я. – В такой
огромной квартире уже и не вспомните, где порастыканы дозы. Причем не для себя,
а… оптовые!
Он торопливо рвал пакеты и сыпал в унитаз порошок, спустил
воду, руки дрожат, лишь потом схватил мобильник и произнес хриплым голосом:
– Что вы добиваетесь?
– Это вы добивались новой демонстрации силы, – объяснил
я. – Так вот я демонстрирую: пятьдесят тысяч долларов в месяц будете
отстегивать нашей фирме… наличными, разумеется. За наши красивые глаза.
Он вскрикнул:
– Что? Почему вдруг?
Я сказал холодно:
– В самом деле, почему пятьдесят? Для такого солидного
человека – оскорбительно даже. Семьдесят пять, так будет вернее. Честно
говоря, нам на фиг такая мелочь, но это вам будет напоминать о вашей ошибке.
И установит некую иерархию, а то вы что-то недопонимали. Жаль, у вас
собственной конюшни нет.
– Почему? – спросил он растерянно.
– Да так, – ответил я. – А то бы могли
обнаружить в своей постели лучшего скакуна с перерезанным горлом.
Лицо его дернулось, похоже, тоже читал и запомнил этот яркий
эпизод из «Крестного отца», где дон Корлеоне продемонстрировал одному
несговорчивому свою мощь.
– Семьдесят пять? – перепросил он растерянно.
– Предпочитаете сто? – сказал я понимающе. –
Хорошо, пусть сто. Но если хотите повысить…
Он проговорил сломленно:
– Нет. Мы согласны выплачивать сто тысяч долларов.
– Вот и отлично, – ответил я. – Деньги пусть
передают нашему генеральному директору. Ну, вы его видели.
Не знаю, как он, но я, отключив мобилу, пустился в пляс,
прыгал и орал, хотел было встать на руки и пройтись на передних конечностях,
но, увы, не умею, даже перекувыркнуться не рискну, хотя очень хочется. Когда
посмотрел на экран, Бойко уже вышел из ванной, я переключил на спальню, на
холл, прошелся по всем комнатам, пока не обнаружил его снова в кабинете.
Он говорил по мобильнику:
– …отменяется… Да, попробуй договориться с Маккиавелли. Это
кружный путь, понимаю, но мы все равно должны получить тот заказ… Я же
сказал, обстоятельства изменились, форсмажор, но дорогу мы должны расчистить
тем или другим путем…
Лицо у него сразу осунулось, в глазах страх, хотя, надо
отдать должное, голос держит ровным и малость покровительственным: мол, все
схвачено, все под контролем, у нас все путем, осечек ее будет.
Будут, подумал я злорадно, если я восхочу. Но вообще-то
сейчас достаточно и того, что щелкнул по носу. Дал понять, что если кто
попробует наехать, тому придется очень долго собирать в темноте выбитые зубы
поломанными руками.
Жизнь кажется легкой, приятной и удивительной, как сказал
кто-то из классиков, когда у тебя в кармане пачка долларов толщиной с тонкий
конец тележного дышла. Но раз уж человечество делится на две основные группы:
тех, кто имеет, и тех, кого имеют, то я лучше буду в числе первых, раз уж мне
можно выбирать. Как говорил один депутат Госдумы: наше темное прошлое
обеспечивает нам светлое будущее, так и я промолчу про свой основной источник
дохода, главное – у меня фирма, источник моего светлого будущего, мое
легальное прикрытие.
А сам я, как человек, который вовсю пользуется своими
возможностями, снова сделал рейд в подземелье. На этот раз тщательнейшим
образом прочесывал по кругу как все намеченные на карте туннели древних
строителей Кремля, так и просто продавливался через места, где можно бы
проложить туннель.
Это выматывало адски, я чувствовал себя выжатой тряпкой,
зверски хотелось есть. Я сперва таскал в автомобиле гору бутербродов,
потом перешел на гейнеры и прочую продукцию, где в малом объеме много калорий,
да к тому же без всякого переваривания сразу вгоняются в кровеносную
транспортную систему.
Отыскал несколько заржавленных мечей и кинжалов, остатки
полуистлевших кольчуг, латы, что годятся в лучшем случае на подростка.
Археологи сказали бы, что я варвар, нельзя ничего трогать, нужно сберечь это
бесценное состояние, хрень какая: ценность – это мощный комп с
широкополосным доступом в Инет, а это все старье. Вся его ценность только в
том, что все еще есть придурки, которые дадут за эти ржавые железки такие
бабки, что не только комп купишь, но и виллу на Мальдивах.
Где-то здесь хранится и знаменитая библиотека Ивана
Грозного, но пока что не наткнулся, а специально искать что-то не тянет. Переел
этого диггерства, уже не тянет даже перетаскивать серьги и подвески из тех
первых сундуков. Тем более что присмотрел мощный «бээмвэ» этого года выпуска,
новейшую модель, видел на улице – сердце захолонуло от восторга!
А ведь я вполне могу купить, могу.
Антиквар уже ничему не удивляется, принимает на комиссию
все, что я приношу, но что-то я не видел, чтобы выставлял на продажу. Как все
еще говорят, в открытую продажу. Но деньги выплачивает теперь на другой день, а
то и сразу, если уверен, что оценил правильно. Я заметил, что так
поступает, когда приношу что-то такое, что уже приносил раньше. Нередко он
платил больше, что значит, ощутил в прошлый раз, что может повысить цену.
Он мне нравится все больше: не пытается объехать, обжулить,
а то, что платит иногда даже больше, намного больше, чем договаривались,
говорит о его честности. Редко встретишь человека, влюбленного в работу так,
что удовольствие от самой работы на первом месте, а зарплата или прибыль –
на втором. Если не на третьем.
– Надеюсь, – сказал он однажды, – вы не ограбили
Национальный музей Франции…
