Он широко улыбнулся.
– Все на это ловятся. Попробуйте, рекомендую. Не пожалеете!
– Ладно, – сказал я, – тогда мясо по-урюпински
одна порция. Ну там салатик, холодная закуска…
Он быстро черкнул пару строк в блокноте, поинтересовался:
– Что пить будете?
– Кофе, – сказал я твердо. – Крепкий черный, с
сахаром.
Он посмотрел с недоверием.
– И совсем-совсем без вина к мясу?.. Или предпочитаете
коньяки?
Я сказал еще тверже:
– Да, я должен бы, доказывая свою круть, заказать бутыль
коньяка и вылакать ее у всех на глазах, вот я какой герой, но я еще и за рулем,
это во-первых. Во-вторых, я приеду и сяду за Линейку. Мы ночью Гиран будем
брать, а то орки что-то обнаглели… Так что только кофе!
Он смирился, еще раз отметил в блокноте и пропал.
Я старался не рассматривать всех слишком откровенно, это признак нуба, а я
из нубов вышел еще по достижении двадцатого левела. Ко мне тоже
присматриваются, особенно – девчонки у барной стойки. Но пока не
напрашиваются, у них свои порядки.
Официант принес холодную закуску, сообщил, что мясо готовят,
через десять минут будет на моем столе. Я кивнул, а он наклонился к моему уху
и сказал заговорщицки:
– Девушки у барной стойки заинтересовались вами. Хотят
познакомиться.
Я кивнул снова.
– Позже.
Он ушел, я следил за ним краем глаза и видел, как, проходя
мимо, он бросил им коротко пару слов. Или даже мое «позже». Девчонки продолжали
тянуть свои коктейли через соломинки, то одна, то другая зазывно улыбались мне.
Кто-то демонстрирует крупную грудь, у кого-то пышные профессионально полные
губы, кто-то выставляет длинные ноги так умело, что сразу как-то непроизвольно
видишь их на своих плечах.
Я с удовольствием цеплял на вилку тонкие ломтики
холодного мяса, в фужерах на высоких ножках минеральная вода, здесь
администрация якобы заботится о здоровье клиентов, подает вкусную и здоровую
пищу, а что здесь упиваются до поросячьего визга, так, что сажают печенку,
почки и всю требуху, так это уж свобода и демократия.
Горячее принесли не через десять минут, а через двадцать,
девчонки исчезают по одной, взамен появляются новые. Эти тоже сразу смотрят на
меня оценивающе, как будто выбирают точку для удара мулетой. Или рапирой.
Впрочем, подумал я успокаивающе, точно так же смотрят и на
других одиноких самцов, или не одиноких, или на те компашки, где женщин меньше.
Официант поставил горячее благоухающее мясо, лицо довольное,
это то самое по-урюпински, от которого я должен упасть под стол, напомнил
тихонько:
– Девушки с вас глаз не сводят…
– Дык я ж красавец, – сказал я, делая ударение на
последнем слоге. – Но я добрый, денег за это не беру. Пусть смотрят.
Он ухмыльнулся.
– Какую пригласить?
Я покачал головой.
– Позже. Мясо с виду чудесное, зачем портить ужин?
Он, секунду поколебавшись, ушел, по дороге дважды оглянулся,
будто не уверенный, что расслышал правильно. Такие вот юнцы, как я, всегда
распираемы гормонами, а если еще пожрут мяса, то в мозгах у них вообще все
мутится, а инстинкты правят всеми телодвижениями и даже языком.
Я в самом деле чувствовал нарастающее возбуждение,
здесь и громкая музыка заставляет кровь разогреваться до кипения и двигаться
быстрее, и запахи разнообразной еды, и ароматы вин, коньяков, коктейлей.
А та девчушка на подиуме у шеста уже сбросила и слаксы, щеголяет то узкой
полоской темных волос внизу живота, то упругими блестящими ягодицами, где нет и
намека на целлюлит, по которым так и хочется хотя бы шлепнуть так, чтобы звон
заглушил оркестр.
Держись, нуб, сказал я себе. Именно таких, которые стараются
показать себя крутыми, и разводят по полной. Надо ушки держать на макушке, я
сейчас для всех только легкая добыча. Сопротивляться не сумею, здесь профи, для
меня одно только спасение – не играть на чужом поле и по чужим правилам.
Мясо в самом деле просто чудо: нежное, ароматное, подлива
щекочет и приятно обжигает небо. Я постепенно обрел уверенность,
напряжение спало, в желудке приятная тяжесть. Девчонки продолжали рассматривать
меня игриво и обещающе, дескать, бери нас и делай с нами, что захочешь,
выполним любые твои желания. Даже самые тайные и стыдные. Я ответил
твердым взглядом мачо, у которого не бывает иных желаний, кроме как поставить в
позу пьющего оленя и слить горячую ртуть из гениталий. Но и это делаю, когда
изволю сам, а не когда меня к этому ведут, как бычка на веревочке.
Поняли, малость присмирели, а заодно потеряли повышенный
интерес, раз уж не дивно легкая добыча, а битый, который заставит отработать по
полной, а заплатит по минимуму. На меня по-прежн??му посматривали только две:
худенькая блондинка, одетая под наивную дурочку и косящая под школьницу, а
может, в самом деле школьница, и пышная яркая брюнетка, вся от кончиков ушей до
пят в стиле вамп. Ее задница не помещается на крохотном пятачке барного
стульчика, но не особенно и свисает по сторонам. Широкая, надо сказать,
задница.
Я выпил кофе, крепкий и горячий, все хорошо, голова
занята подсчетом, сколько с меня сдерут. Денег не жалко, но хорошо, когда
выглядишь щедрым, а не дураком.
Официант принес счет, сумма почти та же, что я прикинул.
Я расплатился, оставив неплохие чаевые, но не слишком, я – мачо, а не
лох, он сказал с искренним сожалением сутенера, упускающего добычу:
– Уже уходите?
– Дык я заезжал только поужинать, – напомнил я. –
Человек я работающий, увы. За моей фирмой нужен глаз да глаз.
Он почтительно поклонился, «хозяин фирмы» – это звучит,
это еще и многое объясняет. Я улыбнулся дружески-покровительственно,
поднялся и придвинул стул, как учила меня мама.
Когда проходил мимо барной стойки, брюнетка улыбнулась мне,
я улыбнулся в ответ. Она тут же легко, несмотря на габариты, спорхнула с
высокого стульчика и, взяв меня под руку, сказала жизнерадостно:
– Ты прав, дорогой, здесь так накурено!
– Ага, – согласился я туповато, – накурено.
Мы вышли, я машинально достал ключи от машины. Брюнетка
оживилась:
– Ты на тачке?
– Да.
– Понятно, – засмеялась она. – Предпочитаешь
заднее сиденье? Или отсосать, когда пойдешь на сто сорок? Многие любят именно
такой экстрим.
– Не знаю, – ответил я в неуверенности. – Вряд ли
я такой уж рыбный, чтоб даже не дернуться. А машина у меня новенькая, я ее
люблю.
– Да, – согласилась она, – такую разбить было бы
жалко.
У машины она остановилась в нерешительности, но я
указал на сиденье рядом. Она просияла, мигом уселась, заполнив кресло молодой
роскошной плотью, ремень пристегивать не стала, помешает наклоняться, смотрела
на меня блестящими от возбуждения глазами.
