Я начал стаскивать с нее блузочку, она послушно
потянула руки, но сказала жеманно:
– Я стесняюсь – твои рыбки на нас смотрят.
И вообще ты бабник, твой попугай назвал меня Лорочкой.
– То не попугай, – сказал я. – То телевизор…
И рыбки скринсейверные.
– Все равно, как ты можешь думать о сексе, когда бастуют
авиадиспетчеры? И вообще-то я еще в лифте кончила – может, ты дальше
как-нибудь сам?
– Нет уж, нет уж, – сказал я и, развернув ее лицом к
столу, задрал юбку и спустил трусики. – Что-то у тебя жопа холодная!
– Нет, сиськи маленькие, – подхватила она. –
Может, не надо? Ты парень крутой, тебе сиськи нужны побольше.
– За неимением гербовой, – ответил я, – пишут на
простой. Не верти задом, не отвертишься.
Она вздохнула, послушно расслабилась, куда денешься, даже постаралась
как-то отвечать, раз уж не отвертелась, а выглядеть холодной и
равнодушной – портить репутацию. Я оценил ее жест, постарался не
затягивать процедуру избавления от нажима со стороны полового инстинкта. Она
оглянулась, брови удивленно поползли вверх:
– Уже? Давно?.. Что ж ты молчишь?
Она мелкими шажками, зажимая свой низ, побежала в ванную.
Я со спущенными штанами дотянулся до кофемолки. Когда Ляля вышла из
ванной, свежая и подкрашенная, но голенькая, таков этикет, сразу потянула носом
и сказала одобрительно:
– Я уж думала, снова, как дурак, предложишь выпить.
А кофе… это прекрасно!
– Вот видишь, – сказал я, – как много у нас
общего.
– Но ты не проявил сочувствия к забастовке
авиадиспетчеров, – упрекнула она. – Не понимаю, как можно быть таким
черствяком в нашем открытом демократичном обществе!
– Это мой единственный недостаток, – сказал я. –
А так я вообще золото.
Она наблюдала, как я разливаю по чашкам крепкий горячий
напиток, деловито осмотрела печенье, конфеты, сыр, вчиталась в строки о
калорийности.
– Ого, витаминизированные! Оказывается, и ты следишь за
фигурой?
– Теперь они все витаминизированные, – объяснил
я. – Будто не знаешь.
Она вздохнула, голос ее прозвучал уже серьезно:
– Мы опродуктиваемся не в таком крутом магазине. У нас
попроще. И товар качеством пониже, зато и цены… демократичнее. Это тебе
так везет с деньгами. Наверное, нашел подкову от слона?
– Две. Теперь слона бы найти…
Она разлила кофе по чашкам, оглянулась.
– Что, уже на диван? Так и будешь там валяться? А где
же страсть к приключениям? Под лежачий камень вода не течет!
– Зато и говно не лезет, – отпарировал я. –
А приключений у меня хватает…
Она подумала, согласилась:
– Да, в поисках приключений главную роль играет не голова,
ты прав. Тебе с сахаром?
– И сливками, – сообщил я. – Они вон там, в
холодильнике. Да не в этом, этот для пива.
Она покачала головой.
– Впервые вижу на кухне два холодильника. Ты либо
извращенец…
– Либо?
– Либо жрешь так, что должен лопнуть. Но ты даже не
растолстел!
Я сказал самодовольно:
– Какой из этого вывод?
– У тебя глисты, – определила она, мило
прихлебывая кофе. – Большие, голодные…
– Впервые вижу остроумную женщину, – признался я.
Она печально вздохнула.
– Да, это моя беда…
– Почему?
– Женское остроумие убивает мужскую сексуальность, –
сообщила она.
– Правда? – удивился я. – Вот повезло!.. Тогда
завалимся в постель и отоспимся по полной! Ура!
Она мило улыбнулась.
– Какой ты хороший…
– Правда?
– Ну да. А то все начинают доказывать, что на них не
действует, что они вообще-то орлы…
После кофе она все так же голенькая прошествовала в душ,
пока я споласкивал чашки из-под кофе. Я проводил ее взглядом: спина
ровненькая, сиськи в порядке, совсем не маленькие, попка кокетливо вздернута,
как курносый носик Саманты Фокс, а ноги длинные и с хорошими мышцами. Впрочем,
будь хоть что-то не в порядке, ссылалась бы на застенчивость и душевную
невинность, уже знаем эти трюки.
И еще, новое открытие, совсем не простецкая дурочка,
какой показалась вначале. Наверное, мимикрия, все мы охотнее ловимся на
дурочек, чтобы самим выглядеть на их фоне суперменами и яйцеголовыми.
Из ванной вышла еще более свеженькая, с каплями воды на
длинных ресницах, в глазах хитрые искорки.
– Спим?
– Да, – ответил я, – постель уже разобрана.
Она первой скользнула под одеяло, я следом, и в самом деле
некоторое время лежал, наслаждаясь странным ощущением, когда вот так можно
лежать голым рядом с голой девчонкой и не хватать ее, не лапать, не пытаться
сразу же трахнуть.
– У тебя хорошая постель, – заметила она
одобрительно. – Правильная. Простыня, пододеяльник и два подподушника.
– Уже заметила, – сказал я недовольно. –
Глазастая.
Она повернулась ко мне и закинула ногу, придавив низ живота.
Там сразу начала скапливаться горячая кровь, я чувствовал, как начинает
приподнимать ей ногу. Она промурлыкала мне в ухо:
– Мало обладать остроумием, нужно еще уметь избегать его
последствий.
– А что, – спросил я, – иногда бьют?
– Хуже, – ответила она печально, чересчур
печально. – Намного хуже.
– Не представляю, – сказал я честно, – что может
быть хуже. Но и додумывать не буду. Все равно, одна голова хорошо, а вот с
мозгами, как у тебя, лучше!
– А что толку? – спросила она
рассудительно. – У нас больше знамениты те, кто может шевелить ушами.
– Чем те, кто может шевелить мозгами? Круто… А что, все
верно, мозг человека на девяносто восемь процентов из воды. Многим еще и не
доливают! Как раз этим субъектам и надо напиваться, чтобы на следующее утро
ощущать, где точно у них мозг.
Ее колено подрагивает под толчками, идущими снизу. Она
хихикнула мне в ухо, горячая лава скапливается в недрах вулкана, куснула за
мочку уха.
– А у тебя мозг – второй любимый орган, да?
– Зато у тебя самая эрогенная зона – мозг?
Она снова хихикнула.
– Мозги не гибнут от износа, а ржавеют от неупотребления.
Вот я и стараюсь… Жаль только, что мозговые клетки рождаются и отмирают, а
жировые – живут вечно.
Она слегка надавила коленом и тут же отпустила, голова на
моем плече, я чувствовал ее уже разогретое тело, дышит спокойно, тоже
наслаждается этим странным ощущением, когда оба готовы, но оба длим этот
сладостный миг последней прелюдии, после которой только быстрое бешеное
траханье.
