– Бред какой-то.
– Меня мама водила в детстве в Третьяковскую, в Эрмитаж,
потом рекомендовала какие-то прибывшие из Лувра выставки… А я теперь вижу,
что на тебя только надо… как на Эрмитаж, на Лувр, на Сикстинскую, или как ее
там, мадонну.
– Та мадонна с ребенком, – буркнула она. – Извини,
мне надо идти. Нет, в твою яхту на колесах не сяду.
– Почему?
– Берегу репутацию, – съязвила она.
– Да ладно тебе!
– Еще раз извини.
Я смотрел вслед и понимал с горечью, что бесполезно
догонять и уговаривать. Где-то у нас не пересекается, а если плечом в плечо в
одном направлении, как говорят, то между нами слишком много километров, чтобы
действительно плечом в плечо. Во рту разливается желчь, откуда и взялась, будто
полдня жевал полынь. И такая тоска, что даже не понимаю, почему так гадко,
как будто все рухнуло, как будто и деньги отняли, и сквозь стены перестал
проходить, и лет мне под сорок, а то и под пятьдесят…
Сиденье приняло меня с молчаливым сочувствием, радиоволна
попыталась играть что-то веселое, но слишком фальшивое. Я грубо велел
заткнуться, и оно виновато умолкло. По улице я поехал так медленно, что за
перекрестком остановил гаишник и, проверив салон насчет оружия и мешков с
наркотиками, спросил в недоумении, чего это, гад, крадусь.
Мимо плывут рестораны, кафе, стриптиз-бары, салоны с
предоставлением самых разных услуг, но я видел только ее лицо с вздернутыми в
недоумении бровями. Рука то и дело дергалась к мобильнику, можно бы позвонить,
объясниться, рассказать, что она не так все поняла, но как признаться, что я
вламывался в ее комнату, пошарил там и знаю все ее секреты, которые она
доверила компу?
По крайней мере знаю емэйл, аську, все номера телефонов.
Другой бы давно позвонил, даже с гордостью, вот какая я круть, а сейчас боюсь и
пикнуть, как будто что-то своровал. Или в самом деле украл? Херня какая-то.
Всего лишь телефоны переписал, а чувство такое, что украл. Или потому, что у
нее? У другого бы – хрен с ним, перетопчется.
Сегодня она вышла из универа с Андреем, остановилась с
кем-то поболтать, а Андрей сразу направился к моей машине. Я почему-то
ощутил, что разговаривать из салона как-то не совсем, вылез, сказал «хай», он
кивнул, лицо дружелюбно-сочувствующе.
– Привет-привет, – сказал он. – Знаешь, это была
моя вина.
– В чем?
– Когда я пригласил тебя на день рождения Лины. Все-таки ей
самой виднее, кого звать, кого… нет. А я влез, стараясь всем услужить, и…
напортил.
Меня обдало холодом, я спросил чужим голосом:
– В чем?
– Да получилось, что ты как бы не в ту дверь вошел.
У нас компашка простых людей… Да еще настолько простых, что даже не
стараемся казаться богатыми и толстыми. Если честно, хоть ты и не поверишь, нам
это не надо. Тебе с нами… гм… будет скучно.
Я чуть было не стал уверять, что не заскучаю, не такие
уж они и скучные, но взглянул в его смеющиеся глаза, успел сориентироваться.
– Хочешь сказать, что скучно будет вам?
Он развел руками.
– Не скучно. Может быть, даже весело. Но тебе это надо,
чтобы весело было… над тобой?
Я покосился на ступеньки, там Лина разговаривает с
подругой, но смотрит в нашу сторону, сказал глухо:
– Надо мной? Объясни.
Он помотал головой.
– Я уже сказал. Не хочу тебя обидеть, поверь. Мне это
не надо, как и другим. Но у нас… гм… несколько другой круг. В него
принимают не по наличию дорогих автомобилей.
– А по чему?
Он посмотрел пристально.
– Хочешь знать?
– Да.
Он помялся в затруднении.
– Даже не знаю, как сформулировать. Разве что в очень
далеком приближении… Ты сможешь объяснить отличие общей теории относительности
от специальной?.. А, даже не слыхал о таких… А как думаешь, не проще бы
было Шуберту начинать третью симфонию не с таких патетических нот, а с
фортиссимо, как он начал вторую?.. Ну ладно, тогда последний тест на вход в наш
мир: как полагаешь, какие еще заповеди стоило бы добавить к тем, которые Моисей
получил от Бога?
Я зло пробурчал:
– Бога нет. Ну, я, в смысле, понял. Вы бедные, но гордые.
Он помялся, я видел, что этот интеллигент извивается от
неловкости, не желая меня назвать богатым придурком, но в то же время я требую
прямой ответ, он выдавил с неохотой:
– Это ты сказал, не я.
– А разница есть?
Он пожал плечами.
– Вообще-то нет. Ты сказал даже лучше, четче. Наша беда, что
долго нагромождаем горы красивых слов, а ты вот раз – и прямо в лоб.
– Себе, – ответил я с кривой усмешкой. – Спасибо,
что подсластил.
Он снова сдвинул плечами.
– Не за что. Я ведь из этих, размагниченных. Которые не
умеют, не могут, не рискуют… Ну, ты понял.
Я в самом деле понял, он вернул мне мои же слова и даже
в той же форме, звучащими в нашей среде с неким шиком, а здесь как-то без
налета мужественности, даже глуповато, если уж слишком вслушиваться и
докапываться… чего мы никогда не делаем. Да и непонятно, с чего это я стал
докапываться.
Наверное, я смертельно побледнел, потому что на его лице я
увидел глубокое сочувствие, чего раньше не было. Он развел руками, я молча
вернулся в салон, дал газ и понесся, вдавив педаль газа, мечтая разогнаться и
разбиться о какую-нибудь бетонную стену.
Меня догнали через три улицы, остановили, руки за голову,
выходи медленно, потом долго проверяли на алкоголь, наркотики, искали оружие.
Хреново было настолько, что я тупо и честно ответил на все вопросы.
Я чувствовал, что у меня мокрое от слез лицо, один из ментов покрутил
головой и сказал сочувствующе:
– Ну тебя скрутило, парень… Такое бывает только раз в жизни,
и то не у всех. Давай, лезь на заднее.
Я повиновался, как марионетка, в голове ни одной мысли,
только отчаяние и черная безнадега. Мент сел за руль, я тупо смотрел на
промелькивающие дома, мы гнали едва ли тише, мент что-то объяснял по рации,
потом я увидел дом с моей новой квартирой, ворота распахнулись, мент
припарковал машину и даже проводил меня в квартиру.
Я дал ему денег, он отказываться не стал, хотя ясно,
что вез не из-за денег, сработала мужская солидарность. Может быть, у него
самого когда-то было что-то подобное. А что, хоть и мент, но местами
где-то человек.
Глава 12
Хватило ума на другой день перебраться к маме. Ахнула,
поплакала, уложила в постель и отпаивала чаями с лечебными травами и настоями.
Разве же можно так умаривать себя на работе, на тебе лица нет, но я видел по ее
лицу, что догадывается, в чем дело. Из-за работы мужчины так не страдают, а
из-за женщин чего только с собой не творят…
