Настя. Саш, да, в те времена я была пресс-секретарем группы.
Балу. Прекрасно. Какая обстановка была в группе?
Настя. Отличная! Все было хорошо, и ничего не предвещало. И расстались они довольно мирно.
Балу. Работая над книгой, я наткнулся на довольно странные интервью Горшка на тему ухода Князя. Например, про то, что «Князь – не основатель группы».
Настя. Да, помню это интервью, вот конкретно про «Князь – не основатель группы».
Балу. Что же случилось? Это ведь не соответствует реальности, не мог же он на самом деле в последние годы такое думать?
Настя. Я вот помню, что Миша был очень обижен, просто очень. Он никак не ожидал, что Князь может уйти из группы. Помню, как я пыталась все сгладить.
Балу. Вот и мне странно все это.
Настя. Я думаю, может, Князь начал первый что-то нелицеприятное для Мишки в интервью говорить?
Балу. Да нет, не видно. Князь был более чем сдержан в своих интервью, никакого негатива я в них не обнаружил.
Настя. Мне кажется, Саш, на Мишку имели влияние очень много людей, особенно если он находился под действием алкоголя. Многим Мишка нужен был именно в таком – нетрезвом – состоянии. Им легче было манипулировать в собственных целях. Когда Мишка был трезвый и в ясном уме, у него было невероятное количество энергии! И он никому спуску не давал.
2013 год. Рисунок по фото А. Рогожниковой.
Балу. Да и вообще, трезвый, он был намного более избирателен в общении.
Настя. Да, точно. Вообще он был потрясающий человек, чуткий, добрый и отзывчивый. И совершенно невероятный композитор, а последние его работы произвели на меня просто неизгладимое впечатление.
94. Татьяна Ивановна, продолжение
Татьяна Ивановна. Миша по чесноку жил, научила на свою голову – надо быть порядочным, Миша! А потом: как не стыдно, как не стыдно! А кому должно быть стыдно? У него своя позиция, он все правильно делает. Ну ты знаешь, о ком я говорю.
Балу. Кого?
Татьяна Ивановна. Ну, кто ушел-то из ансамбля? Князь.
Балу. Так что, Мишка говорил: «Как он мог уйти?»
Татьяна Ивановна. Да.
Балу. Так он же сам его до этого довел.
Татьяна Ивановна. Так это Мишу надо знать! Мало ли, что он там… он же Лев, Миша, по гороскопу, он же Лев.
Балу. И что, он переживал сильно?
Татьяна Ивановна. Нуда, конечно.
Балу. Даже вам жаловался?
Татьяна Ивановна. Да. Мне, так в первую очередь. Львы, они такие, любят, чтоб их опекали и говорили, что они сильные.
Балу. Да-да, точно! Было у него такое.
Татьяна Ивановна. Ну, фишка такая. Если кто-то его ругал, да еще при ком-то – это все, это сразу черная полоса наступала для того человека, который это делал. На самом деле фанаты Мишку совсем не знают. Какой Миша в жизни, никто не знает. Он добрейший ребенок, ласковый, ласковучий.
Балу. Согласен.
Татьяна Ивановна. Он так приласкается, что уже и злиться невозможно.
Балу. В последний год трудно концерты давались?
Татьяна Ивановна. Да, сидит, допустим, никакой – не пьяный, не наколотый, просто никакой, больной до безобразия. Говорит, надо ехать. Я говорю, Миша, ну не съездите один раз. Ты что, мама, там такие надо будет выплачивать неустойки. Ну, давай. На сцене, говорю, сдохнешь, ну талантливые люди, они так и… Удивительно, что не на сцене это произошло. Много чего можно рассказать про Мишу, веселая жизнь у него была. Он как хотел, так и жил.
Балу. А в театре?
Татьяна Ивановна. Из роли он не мог выйти. Приезжал, стоял в комнате с этой бритвой и репетировал на мне. Я говорю, не надо на мне. Он говорит, мама, надо вот так сделать… Я говорю, отодвинься подальше. И ночью я ему массаж делала, потому что он не спал уже. Заплетала 40 косичек ему на голове, сидела.
Балу. Ну, у него не только роль, еще был миллион планов.
Татьяна Ивановна. Да, мы с ним перед гастролями в последний раз учили Гамлета.
Балу. Получалось?
Татьяна Ивановна. Когда у Мишки что не получалось?
Балу. А с Запашными?
Татьяна Ивановна. Да, представляешь, он мне рассказывал, что они говорят, пить с тиграми нельзя, раздерут в клочья! Вот, говорит, не знаю, мам…
Фото Г. Таиров.
Планы были, он не мог без планов, одно что-то сделает, и уже другое надо… Скучно не было, я всегда была, как на пороховой бочке. Еще когда его в первый раз положили, врач сказал, проживет два года. А прожил десять лет. Сколько надо, столько и прожил. Если бы он остался, ему надо было бы на 180 градусов все поменять – все подштанники, исподнее.
Для него, как по сердцу бритвой было, когда отношения не складываются. Вот он сидит и плачет, я на него смотрю. Чего ты плачешь? Ну, он при маме-то мог поплакать, он как я, я при людях никогда не заплачу, а сама посижу в комнатке, порыдаю тут. Я говорила: «Мишка, на дне побывал? Давай отталкивайся и начинай все сначала».
95. Леша Горшенев, продолжение
Балу. Он очень увлечен был спектаклем?
Леша. Он в этой роли Суинни Тодда погряз. Он и при людях, и вообще, как бы по жизни, мне кажется, залез в эту роль и абсолютно выходить не хотел. И еще, у него такая тенденция пошла в последнее время – резко изменил мнение о Петербурге, и меня это немножко в шок вогнало.
Балу. Как так?
Леша. Ну, в смысле того, что раньше Питер был любимым городом, а потом, в конце… Наверно, это потому, что он очень много времени прожил в Москве – на репетициях «Тодда» – и с этим городом уже больше сжился. Для него Москва стала гораздо ближе. Он стал говорить: «Да в лес этот Питер, здесь одна погода и никакого развития! Нужно в Москву валить!» Вот это меня шокировало. Скорее всего, он в дальнейшем жил бы в Москве, если бы живой был.
