Сегодня на звонок Алины ответил Майкл. Она представилась и пригласила его на выставку. Из лаконичного сухого ответа Алине стало ясно, что Майкл понятия не имеет о её существовании. Значит, Севиль ничего ему не сказала.
— Мы знакомы с Севилью, — призналась Алина в тот момент, когда он готов был уже проститься.
— Правда? — оживился Майкл. — Мне ничего не известно об этом.
— Я так и поняла, поэтому и решила позвонить. Севиль рассказывала, что ты большой любитель живописи и обещала обязательно приехать с тобой на выставку. Мы познакомились, когда летели вместе в Киев…
Алина умышленно умолчала о том, что возвращались в Штаты они тоже вместе, так как была уверена, что летела уже не с Севилью.
— А, тогда понятно, что я ничего не знаю об этом. Видишь ли, моя жена внезапно потеряла сестру, и это потрясение сильно повлияло на неё. Думаю, она скоро поправится, и мы обязательно посетим выставку.
Он ещё раз поблагодарил за приглашение, записал адрес, дату открытия и вежливо простился. Алина положила трубку. «Вот это номер! Кто из нас двоих идиот — я или Майкл? Нет, я уверена, что вернулась в Штаты не Севиль. Неужели он не понял? Или тоже играет какую-то роль в этом спектакле? Это уж слишком! Законопослушные американские граждане никогда не пойдут на подобные афёры. Тем более, он не какой-нибудь эмигрант из Мексики или Сицилии. Высокооплачиваемый специалист, коллекционер шедевров, врач, единственный сын миллионера. А может, именно здесь лежит ключ к разгадке? Он один — и две сестры. На первый взгляд — похожие, как две капли воды, восточные девушки. Восток — дело тонкое!» Алина разволновалась так, что голова не на шутку разболелась. Пришлось принять анальгин и лечь спать пораньше. Среди ночи она проснулась от лунного света, проникавшего сквозь тонкие занавеси. И больше уже не хотела спать. Головная боль прошла, сознание было ясным и состояние бодрым, как будто она проспала не три, а все девять часов. Алина крутилась на удобной кровати до тех пор, пока не поняла: бесполезно! Сна сегодня не будет. Это состояние возбуждения было хорошо знакомо ей и, наверное, всем творческим людям: пришла идея, или вдохновение, или муза, как вам будет угодно назвать этот «визит», в общем, то, что иногда ожидаешь и призываешь месяцами, а то и годами, вдруг посещает тебя, и ты уже во власти этой новой, только что рождённой в твоём воображении картины. Это восторг и энтузиазм вдохновения, и невозможно спать, когда эмоции переполняют тебя и их необходимо выплеснуть наружу — в ноты, в текст или на холст!
Алина встала, накинула широкую мужскую рубашку, в которой любила работать, и прошла в студию. Включила всю иллюминацию и принялась за дело. «Я успею, у меня ещё две недели». Она трудилась с такой энергией, как будто кто-то свыше помогал и давал ей дополнительные силы. Алина пропустила рассвет и наступление дня. Когда упала на софу в своей просторной светлой студии, с большими — до пола — окнами, и взглянула на циферблат на стене, не поверила: было четыре часа дня. За всё время она ни разу не вспомнила ни о воде, ни о еде. Только сейчас почувствовала, что её мучает жажда и в глазах неприятная резь от долгого напряжения. Зато основная работа была завершена. А мелкие штрихи, доработки можно закончить за две недели. Правда, можно и годами совершенствовать картину. Как говорится, совершенству нет предела.
«Как жаль, что Виктор Викторович не сможет увидеть мою выставку!» — почему-то подумала она в этот момент. Виктор Викторович был первооткрывателем её таланта. Алина нигде не училась художественному мастерству и, хоть с детства любила живопись, никогда не думала, что будет сама рисовать. Когда в её жизни случилось, как она тогда считала, несчастье, наступила по-настоящему чёрная полоса — развод с мужем, она вынуждена была обратиться к доктору. Сама справиться с депрессией и бессонницей Алина уже не могла.
Она ежедневно приходила к пятнадцати часам в кабинет Виктора Викторовича и садилась лицом к стене, на которой неизвестный автор-абстракционист изобразил странную и мрачную картину. «Еще парочка таких сеансов — и я готова буду нарисовать что-то подобное, а то и покруче!» — подумалось ей. Доктор упрямо изо дня в день возвращал её в прошлые воспоминания и заставлял проживать всё заново. Он был убеждён, что только таким путём возможно излечиться: «Психоанализ — великая вещь. Доверьтесь мне!» И Алина доверилась. Сегодня она снова прожила тот период, когда любимый через неделю после свадьбы ушёл в ряды Советской Армии, и она осталась одна. Но разлуки и расстояния не было, любимый был рядом. Её любовь была такой огромной! А потом она узнала, что беременна. Боже! Это стоит пережить ещё не один раз, хотя бы в кабинете у психоаналитика. Никогда ни до того, ни после Алина не была так счастлива! Она просыпалась и засыпала с одной лишь мыслью о счастье. У неё будет сын, похожий на Антона!
Малышка родилась в жаркий июльский полдень. Роды оказались тяжелыми, а затем у Алины открылось кровотечение. Через двенадцать часов безуспешных попыток остановить его Алину забрали в операционную. Пока ждали анестезиолога, пожилая докторша держала холодную руку Алины в своей руке и ласково приговаривала: «Не бойся, моя милая, больно не будет. Сейчас уснёшь, а когда проснешься, всё будет позади. Не переживай, все будет хорошо».
Была полночь, Алину раздражал свет ламп в операционной — яркий, слепящий глаза. И она закрыла их…
Ей уже не было ни страшно, ни больно. Она отчётливо помнит это чувство безразличия и равнодушия ко всему, чувство огромной усталости и примирения со всем происходящим. Ее дальнейшая судьба уже не волновала Алину. Казалось, она стоит на пороге в другой мир, и не было ни сил, ни желания сопротивляться этому новому миру. Хотелось только тишины и покоя.
— Потерпи, потерпи, — слышала она сквозь пелену голос докторши. — Ты у нас героическая мамочка! Такую красавицу на свет народила! А голосистая девица получилась, небось, в опере будет петь! — пыталась растормошить равнодушную мамочку докторша.
И тут Алина вспомнила крохотное, беззащитное тельце дочери, ее голосок, так жалобно звучавший в родзале, и словно пришла в себя. Малышке нужна мама. Живая и здоровая мама. Алина как будто вышла из этого состояния равнодушия и оцепенения. Пришел, наконец, анестезиолог…
Несколько дней после операции она лежала в палате одна. Ей приносили на несколько минут девочку, но кормить не давали. Ставили капельницы, вводили донорскую кровь, какие-то лекарства. Разговорчивая медсестра сказала Алине, что врач, принимавшая у нее роды, допустила серьезную врачебную ошибку, которая чуть не стоила Алине жизни. И если бы не дежурившая в ту ночь опытная зав. отделением, Алина могла бы умереть во сне. Просто от потери крови.
В день выписки из роддома приехал молодой папа. Его отпустили на сутки. Так как дорога занимала почти сутки, они виделись всего пару часов, в суматохе, в присутствии гостей. Алина почти не помнила этот день, в памяти остался лишь один эпизод, когда друг Антона стоял в изумлении возле новорождённой и, улыбаясь, повторял: «Чудо природы! Надо же, одно лицо! Усы приставить — и Антон».
Родители Антона не приняли Алину, решив, что она вышла замуж исключительно из-за их трехкомнатной квартиры в центральном районе и теперь, после рождения ребенка, будет претендовать на их жилплощадь. Видимо, других достоинств собственный сын не имел, по их глубокому убеждению. Алина действительно жила в старом аварийном доме, с удобствами через дорогу.
