— Не-е, — протянул Брыкало. — Мне лениво. И есть хочется. Давайте в кафешку.
— А может, в сквер? — предложила я. — Погода хорошая, подышим свежим воздухом. К тому же мне в четыре с Пузырем встречаться…
— Слушай, а где у тебя письмо? Ну, то самое? — спросил вдруг Смыш.
— Дома. А что?
— Принеси, а? Очень нужно, для дела.
— Прямо сейчас?
— Ну да. А чего тянуть!
Почему бы и нет? Дорога домой как раз идет через сквер, так что я вполне могу совместить приятное с полезным — и погулять, и выполнить просьбу Миши.
— Я пошла! — весело помахав друзьям, я сбежала с лестницы. Хорошо, что можно хоть ненадолго отвлечься от забот!
Миша догнал меня посреди сквера. Я уже набрала большой букет желтых кленовых листьев и теперь подбирала красные.
— Ты что, не пошел с ними? — удивилась я.
— Они сами не знают, чего хотят. Кафешка, кино… Чуть не подрались. — Миша поднял с земли красный лист, передал мне. — Решил вот проводить тебя, мало ли что.
Напоминание о наших недавних происшествиях немного меня расстроило. Мы шли, перекидываясь редкими репликами, подбирая опавшие листья и каштаны. У дверей подъезда Миша остановился:
— Я подожду здесь, хорошо?
— Как хочешь! — Я вбежала в подъезд, поднялась к себе на восьмой и…
…И уже на лестничной клетке почувствовала неладное. Это было неуловимое ощущение беды, невидимой угрозы, от чего по коже у меня пробежал озноб.
— Мама? — окликнула я, заходя в квартиру.
Молчание.
Пожав плечами, я вошла в комнату, положила листья на стол…
И вот тут-то и поняла, отчего мне не по себе. Запах. Этот запах. Туалетная вода «Матадор»… Та самая, которой пахло от напавшего на нас незнакомца!
У нас в семье никто такой не пользовался…
Колени внезапно подкосились, и я присела на стул, ежась и бессмысленно таращась в открытое окно.
Открытое окно?! Но как так получилось? Я же точно помню, что оставляла только форточку! Я вскочила, выглянула наружу… От сердца немного отлегло — во дворе все тихо, спокойно, ничего необычного. Закрыв окно, я захлопнула и форточку. Ерунда все это. Такая мнительная я стала со всеми этими происшествиями.
Потом я нашла на столе письмо, сунула его в сумку и вышла из квартиры, не забыв побрызгаться мамиными любимыми духами «Premier Jour» от Нины Риччи. Теперь «Матадор» был окончательно и полностью задавлен.
Миша ждал у подъезда. Бросив на меня озабоченный взгляд, он шикнул и прижал палец к губам:
— Тсс! Тихо!
— Что-то случилось? — не поняла я.
— Да тише ты! Не видишь, что ли? — он кивнул на стоящий у подъезда мотоцикл.
— И что? — Я все еще не догоняла.
— Тот самый! — прошипел Миша, утягивая меня в кусты. — Я уже вызвал милицию.
И только тут до меня дошло.
— Тот самый?! — Я вцепилась в Смыша холодеющими пальцами. — Значит, мне не померещилось…
Стало так страшно, что захотелось лечь на землю и уползти куда-нибудь подальше. Ужас притаился где-то рядом и следил за нами холодными бездонными глазами…
— Что померещилось? — резко обернулся Миша.
— Что кто-то побывал в моей комнате…
— Побывал в твоей комнате?! — ахнул Миша.
— Ну да! Там пахло той самой туалетной водой… «Матадором». И окно было открыто.
— А может, ты забыла его закрыть, когда уходила?
— Нет… Я только форточку оставляла…
— А сейчас закрыла?
— Ну да. Конечно! — Допрос Смыша только добавлял мне страха.
Но он не отставал:
— Что-нибудь пропало?
— Вроде нет… Я не успела толком рассмотреть. Думала, у меня глюки… Насчет запаха, и все такое.
— Понятно… — Он замолчал и, не спуская глаз с мотоцикла, принялся сосредоточенно кусать большой палец.
— А чего мы ждем? — шепотом спросила я.
— А ты еще не догадалась? — вопросом на вопрос ответил Смыш. Нет, ну до чего же он все-таки противный! Неужели не понимает, что я не в силах сейчас играть в игры!
— Письмо принесла? — прошептал Миша, дергая меня за косичку. — Или ты только накраситься успела? Да отпусти ты мой рукав, там, наверное, уже дырки от твоих лакированных когтей.
Он был неисправим! Никому в классе еще не удавалось так меня бесить. Я выхватила из сумки письмо, швырнула ему:
— На, держи! Клементина уже провела экспертизу. И без всякого письма, между прочим!
Миша насупился, вытащил из рюкзака тетрадки и принялся сравнивать почерки. А я начала дергаться, как на иголках, — перепалка со Смышем прогнала страх и подняла боевой дух: захотелось немедленно куда-то бежать и что-то сделать.
Сообщение от Танюсика пришло как нельзя кстати. «Вы где?» — интересовалась любимая подруга.
«В кустах у моего подъезда. Сидим в засаде», — гордо отстучала я.
«?!»
«Тут мотоцикл. ТОТ САМЫЙ! Стережем до приезда милиции. А вы где?»
«Ничего интересного. В школьной столовке».
Ага! Значит, спор насчет кафешки и кино решился в пользу школьной столовой. Что ж, все правильно — и вкуснее, и дешевле.
Переписка с подругой вызвала у меня резкий приступ голода.
«А с чем там сегодня пирожки?» — спросила я.
«С яблоком!» — пришел ответ.
С яблоком! Мои любимые!
«А можно к вам в засаду? — спросила Танюсик. — Заодно и пирожки принесем».
Подруга, как всегда, угадала мое самое заветное желание. Какая же она у меня все-таки умница!
«Можно, — милостиво разрешила я. — Мы за синей скамейкой. Мне один… Нет, два… Нет, три!» И, немного поколебавшись, я приписала: «И Мише три».
— Клементина была права. Это действительно не они, — признался тот, о котором я только что так трогательно позаботилась, убирая тетрадки. — Что-то милиция задерживается…
— Пробки, наверное, — беспечно ответила я. Сунула конверт в сумку и спросила: — Значит, она не из нашего класса?
— Похоже на то.
Итак, мы снова зашли в тупик… Но расстраиваться было некогда — у кустов уже замаячили Танюсик с Брыкалой. Танюсик тихонько окликала нас, а Сеня принялся осматривать мотоцикл.
— Сюда! — помахала я им, и вот уже мы четверо сидим, вернее, стоим в кустах и делим еще горячие пирожки. Лицо Миши светится счастьем, и я разделяю его чувства — теплый ясный день и эти вкуснейшие пирожки, поделенные по-братски в засаде у подъезда, навсегда останутся среди самых прекрасных воспоминаний моей жизни…
