— Да ладно, не дергайся, — буркнул Леха, вытираясь. — Предки не людоеды, не съедят.
Вишневая катастрофа
Ни за что не прощу Лехе этот обед! Он стал одним из самых драматичных событий моей жизни.
За красиво накрытый стол мы сели вдвоем с Лехиной мамой: отца еще не было, а Леха под каким-то предлогом остался у себя в комнате. Я чувствовала себя просто ужасно. Вначале никак не могла разрезать кусок мяса. Это было как в страшном сне — пилю подошву ножом, а она не режется, елозит по тарелке, и гарнир летит во все стороны. Мне ни кусочка не удалось отрезать, а насаживать всю отбивную на вилку и откусывать от нее, как в школьной столовой, как-то не хотелось. Бросать мясо на полпути тоже было нельзя — Леха ведь велел задержать родителей как можно дольше! Поэтому я пыхтела, потела, краснела, ругалась — по-моему, даже вслух — и от всей души жалела, что я не вегетарианка. Или, по крайней мере, не сообразила сразу прикинуться ею. Сидела бы себе тихонько, грызла морковку, давилась спаржей… Пила бы темный сок из стоящего в центре стола кувшина…
Потом появился Лехин папа. Это произошло в самый разгар моего поединка с мясом. Высокий мужчина с густыми черными усами, тоже заочно знакомый мне, вошел в гостиную и окинул меня сердитым взглядом. Я почувствовала себя двоечницей и замерла, как кролик перед удавом. Правда, при этом успела отметить, что глаза у папы — серо-голубые. Значит, свой второй глаз Леха унаследовал от него!
— Это Саша, они с Алешей дружат, — представила меня Александра Николаевна.
— Дружат? — хмыкнул мужчина, и я прочитала в его глазах: «А сколько же тебе, девочка, лет?» — Так как тебя зовут, говоришь? Саша?
— Ага, — ответила я, мучительно краснея. — А вас?
— Евгений Сергеевич, — ответил Лехин папа, усаживаясь слева от меня. — Рад познакомиться. Честно говоря, я представлял Лехиных друзей немного по-другому…
— А как? — Я изо всех сил пыталась вести светскую беседу.
— Постарше…
— А… я вундеркинд! — ляпнула я и снова принялась за мясо — с отбивной было все-таки проще, чем с папой. — Я за один год по два класса прохожу!
И что я такое несу! Ужас!
На некоторое время воцарилось молчание — я сделала новую попытку одолеть мясо, и это отвлекло все мое внимание. Очевидно, не только мое, потому что Евгений Сергеевич вдруг предложил:
— Давай-ка помогу!
Не дожидаясь ответа, он вынул из моих рук нож и вилку и в одно мгновение разрезал мясо на маленькие кусочки.
— Спасибо, — пролепетала я, и в самом деле чувствуя себя недоразвитым неуклюжим ребенком. — Оно такое жесткое… Ой! Извините… я не то хотела сказать… Просто нож такой тупой…
Тут я закрыла рот, но было поздно. Дура, ох дура! Так опростоволоситься! Сказать хозяйке, что у нее жесткое мясо, а хозяину ляпнуть про тупой нож — это же верх бестактности!
Я опустила глаза и вцепилась в злосчастное мясо, не чувствуя вкуса. Теперь, когда все было окончательно испорчено, захотелось стать невидимкой и исчезнуть. Например, под столом… Эх, жаль, мне уже не пять лет, я бы так и сделала!
Взрослые спрашивали меня о чем-то, но я отгородилась стеной молчания. Я жевала мясо и мечтала, чтобы все обо мне забыли и не мучили своим вниманием.
Но вот наконец пытка закончилась — в гостиной появился Леха. Он был бледен и чем-то взволнован, но поговорить мы не могли: внимание взрослых сразу переключилось на сына. Пока родители забрасывали его вопросами, я с облегчением перевела дух и быстренько доела мясо, которое оказалось совсем не жестким и очень вкусным. Вишневый сок в кувшине тоже был хорош. Улучив момент, я потихоньку передвинула кувшин так, чтобы он загораживал меня от остальных. Уф! Наконец-то можно расслабиться.
Однако радоваться было рано: застольная беседа отцов и детей не заладилась. Отец разговаривал с сыном жестко, на повышенных тонах — как будто продолжая давнюю ссору. Леха отвечал коротко, резко и насмешливо. Это было так непохоже на него, что я удивилась. Мне казалось, что он умеет вести себя со взрослыми — во всяком случае, в школе он ни разу не сорвался на грубость или хамство в присутствии учителей. В общем, не провоцировал понапрасну.
Сейчас же его просто несло. И это с собственным отцом! На простые вопросы типа: «Ну и что хорошего было в школе?» Леха отвечал: «Хорошего? В школе? Не смеши меня». Даже если это и так, зачем сообщать об этом родителям? Да еще в таком тоне. Леха явно терял бдительность… Меня так и подмывало схватить его за шиворот и встряхнуть. Или наступить под столом на ногу! Нашел время задирать предков. Как будто у нас нет дел поважнее!
Я с беспокойством наблюдала, как страсти постепенно накаляются. Над Лехиной головой сгущались тучи, а он как будто и не замечал этого! Что-то явно было не так. Неужели плохие новости? Я ерзала на стуле, в нетерпении ожидая окончания обеда.
За окном разыгралась настоящая снежная буря — хлопья били в стекло, завывал ветер. Такая же буря разразилась вскоре и за обеденным столом.
Отец Лехи начал рассказывать про свои школьные годы. Из его слов выходило, что это была сплошная идиллия: строгая дисциплина, послушные дети, добрые учителя. Я не верю подобным историям — не может быть, чтобы тогда все было белым, а сейчас стало черным. Человеческие отношения и нравы не меняются. Не могут все дети быть послушными, любить учителей и с радостью напяливать школьную форму. Всегда найдутся свободолюбивые, которым это будет не по нраву.
Было ясно, что Лехин папа просто не умеет общаться с подростками и не знает, о чем с нами разговаривать. Мой отец тоже запускает что-нибудь подобное, когда ко мне подруги приходят. Взрослые ведь нас тоже боятся, не знают, как себя вести. Вот и Лехе надо было проявить чуткость и просто молчать и слушать.
Но Леха — ох, Леха! Это был явно не его день. Поглощенный своими мыслями, он даже и не заметил, как совершил роковую ошибку. Допивая сок, он взял мобильник и начал печатать сообщение.
Ничего хуже он сделать не мог. Это было именно то, что взрослые, все до одного, просто ненавидят. Если во время разговора ты отвлекаешься на мобильник — сообщение отстукиваешь или играешь во что-нибудь, — пиши пропало. Значит, ты проявляешь полное неуважение к собеседнику, пренебрежение к разговору. Ничего хорошего после этого от взрослых не жди.
Так случилось и на этот раз. Евгений Сергеевич замер на полуслове и резко бросил вилку на стол. Лицо его начало краснеть, брови сошлись над переносицей… Я видела — еще мгновение, и он взорвется: видно, и у него день не задался. А семейный скандал в присутствии гостя — это было худшее, что могло произойти.
Надо было что-то предпринять — и срочно. В благородном порыве я вскочила, потянулась за солью — и локтем опрокинула хрустальный кувшин. Темный сок выплеснулся на скатерть, обдав сидящих фонтаном брызг, огромная пурпурная клякса вытянула длинные вишневые щупальца. Кувшин подкатился к краю стола, несколько мгновений побалансировал и… полетел на пол. Общий вскрик, звон бьющегося стекла, писк моего мобильника…
