Другой рубль — большой, новенький, желтого цвета — хранится до сих пор у Гулиной матери. Он спрятан в коробочке рядом с льняной шелковистой прядкой Гулиных младенческих волос.
Слон и Гуля
Гулю взяли в зоопарк.
Она шла вместе с мамой по усыпанной песком дорожке мимо длинного ряда клеток с какими-то толсторогими козлами, баранами и бородатыми быками. Возле высокой железной ограды они остановились. Гуля увидела за решеткой что-то огромное, клыкастое, с длинным, до земли, носом.
— У, какой! — вскрикнула Гуля, прижимаясь к матери. — Мама, почему он такой большой?
— Такой вырос.
— А я его боюсь?
— Нет, не боишься.
— А кто он такой?
— Слон. Он добрый, и бояться его не надо. У себя дома он даже нянчит маленьких детей.
— Возьми его ко мне в няньки! — сказала Гуля.
— Его отсюда не отпустят, — ответила мама, смеясь. — Да и места для него у нас маловато.
Целый год после этого Гуля вспоминала большого доброго слона.
И когда наконец ее опять привели в зоопарк, она прежде всего потащила маму к слону.
Держа в руках большой красно-синий мяч, она подошла к самой решетке.
— С добрым утром, слон! — вежливо поздоровалась Гуля. — Я вас помню. А вы меня?
Слон ничего не ответил, но наклонил свою большую, умную голову.
— Помнит, — сказала Гуля.
Мама вытащила из сумочки гривенник.
— Смотри, Гуля, — сказала она, — я брошу ему монетку.
Слон пошарил по земле хоботом, поднял монетку, словно кончиками пальцев, и сунул сторожу в карман. А потом схватил сторожа за воротник и потянул за собой. Сторож не мог устоять на ногах и побежал вприпрыжку, как мальчик. Гуля громко смеялась. Смеялись и другие ребята, столпившиеся у решетки.
— Мама, куда слон его тащит? — спросила Гуля.
— Это он требует от сторожа чего-нибудь вкусного. Ступай, говорит, принеси. Даром я тебе свою монету отдал, что ли?
Сторож послушно ушел в соседнее помещение, где была кладовая слона, а слон зашагал не спеша, мягко, неслышно, будто он был в валенках.
— Мама, слон булку любит? Можно ему бросить?
Гуля бросила слону булку. Слон задрал кверху хобот, нижняя челюсть у него отвисла, и булка угодила прямо в пасть.
И тут Гуля увидела, что мяч выскользнул у нее из рук и покатился под решетку к слону.
— Мячик! — закричала Гуля. — Слон, отдай, пожалуйста, мяч!
Слон хлопнул ушами и, зажав мяч хоботом, словно в кулаке, посмотрел на Гулю искоса умным маленьким глазком.
— Ну вот, — сказала Гулина мама, — так я и знала. Говорила я тебе — оставь мячик дома!
Но в эту минуту слон выпустил мяч, и он покатился по земле, стукнулся о решетку и откатился назад, к самым его ногам.
— Погоди, Гуля, — сказала мама, — сторож сейчас вернется и достанет твой мячик.
Но Гули рядом с ней уже не было. Мать быстро огляделась по сторонам.
— Где же это она?
— Ребенок, ребенок в слоновнике! — закричали вокруг.
Мать взглянула на решетку. Там, по ту сторону решетки, у самых ног слона стояла ее Гуля, казавшаяся от такого соседства еще меньше.
Слон пошевелился, и все охнули. Еще секунда, и широкая, тяжелая слоновья ступня опустится на этот цветной комочек и раздавит его.
— Сторож, сторож! — закричали люди.
Но слон осторожно переступил с ноги на ногу и попятился назад.
Гуля отвела рукой хобот и спокойно подняла с земли мячик.
— Чего вы все кричите? — сказала она, протискиваясь сквозь прутья решетки. — Мама говорит, что слоны даже нянчат маленьких детей!
Домой Гуля шла молча. Мама с ней не разговаривала. Видно было, что она все еще не могла успокоиться после Гулиной проделки.
— Мамочка, прости меня, пожалуйста, — сказала Гуля. — Ты же сама говорила, что я его ничуточки не боюсь. Отчего же ты за меня испугалась?
Из глубины парка донеслись какие-то странные звуки, похожие на гудки парохода.
— Это твой слон кричит, — сказала мама. — Вот какой он бывает злой, если его раздразнить. А кто его раздразнил? Ты! Пожалуйста, в другой раз не лезь без спросу к слонам!
Бармалей приехал!
К большому, широкому подъезду многооконного дома подкатил легковой автомобиль. Это в студию кинофабрики привезли пятилетнюю Гулю.
Накануне вечером к Гулиной матери пришел ее старый приятель, режиссер кинофабрики. На фабрике ставили в то время картину «Бабы рязанские».
— Ради бога, выручите нас, — сказал он, — дайте нам для «Баб рязанских» вашу Гулю.
И он рассказал, что девочка, которая должна была сниматься в этой картине, так испугалась ярких ламп, трескучих аппаратов, что наотрез отказалась сниматься.
— Ваша Гуля храбрая, она нас не подведет, — сказал режиссер.
— Храбрая-то храбрая, — ответила мама, — да боюсь — рановато ей сниматься.
— Ничего, один разок, — успокоил ее режиссер.
И вот Гуля вошла в какую-то странную комнату, всю заставленную зеркалами, высокими лампами и разными непонятными вещами.
Режиссер посадил Гулю к себе на колени.
— Ты должна напугать вот эту тетю, — сказал он, показывая на красивую большеглазую женщину в пестром платье и платочке. — К ней приедет сердитый дядя. Ты первая его увидишь, побежишь к ней и крикнешь: «Дядя приехал!» Поняла?
— Поняла, — сказала Гуля.
И репетиция началась. Гулю нарядили в длинный пестрый сарафан, на голову надели косыночку.
— Ну чем не баба рязанская? — говорили, смеясь, обступившие Гулю актеры.
И вдруг ярко вспыхнули лампы. Гуля зажмурилась. Яркий, горячий свет брызнул ей в глаза.
— Мама! — невольно крикнула Гуля. Ослепительный световой поток шел на нее со всех сторон, обжигая глаза.
Откуда-то из-за этого светового потока донесся до нее знакомый голос режиссера:
— Ничего, Гуленька, это лампы такие. Ну, как ты напугаешь тетю Настю? Кто к ней приехал?
Гуля подумала немножко и, сделав страшные глаза, закричала:
— Настя, Настя, беги! Бармалей приехал!
Это было все, что Гуле полагалось сделать в этой сцене. Она теперь могла пойти к маме, которая ждала ее в другой комнате. Но ей хотелось знать, что будет с бедной Настей.
Забравшись под стол, Гуля смотрела во все глаза и шептала, грозя Бармалею кулаком:
— Пошел вон, дурак! Пошел вон!
