— «В жаркий летний день подъезжали мы с отцом к заливному лугу».
— «В жаркий летний день, — повторила Аня, — подъезжали…» Да ты не так быстро, я не успеваю.
Катя повторила фразу и посмотрела в окно, словно из окна был виден этот самый заливной луг.
— «Подъезжали… подъезжали», — шептала Аня, держа на весу ручку. — Лучше бы они не подъезжали, а проехали мимо.
Катя невольно засмеялась:
— Нет, Аня, давай серьезно. Ну что, написала?
— Нет еще… «В жаркий летний день…» — опять повторила Аня. — А дальше что?
— «Подъезжали мы с отцом», — напомнила Катя.
— Что, что они делали? — подхватила Аня. — Повтори!
— Подъезжали, — быстро проговорила Катя.
— Нет, ты скажи медленно, по слогам, — попросила Аня.
— Ишь, какая хитрая! По слогам! Ты еще, может, захочешь — по буквам?
Аня с мольбой посмотрела на Катю:
— Ну, еще один разок повтори! Ну что тебе стоит? Трудно, да?
Катя отвернулась:
— Нет, не трудно.
— Что же ты? А, Катя?
Катя молчала. Как хотелось ей в эту минуту помочь Ане, напомнить ей, что корень слова «подъезжать» — «езд». Она даже с трудом сдерживалась, чтобы нечаянно не проговориться.
— Ну как же все-таки? — с раздражением спросила Аня. — «Подъезжали» или «подъежжали»? Один хоть раз ясно скажи — и все!
— Подъе… — начала было Катя и зажала рот ладонью. — Ох, Аня, — у Кати сделалось несчастное лицо, — не выпытывай у меня! Ну как ты не понимаешь, что не могу я тебе подсказывать!
— Я совсем не прошу подсказывать, — обиделась Аня. — Я только прошу яснее говорить. Даже Анна Сергеевна говорит гораздо разборчивей. Ну ладно, пусть будут ошибки. Твоя вина, а не моя. Плохо диктуешь. Вот если бы я тебе диктовала, так ты ни одной ошибочки не сделала бы.
Катя усмехнулась:
— Я и без твоей подсказки как-нибудь обойдусь.
Она не стала больше спорить с Аней, отошла еще дальше и прочла следующую фразу:
— «Но вот до моего слуха долетел глухой шум. Это крестьяне косили траву».
Катя прошлась по классу и еще раз повторила:
— «Это кресть-я-не ко-си-ли тра-ву…»
«Ой, что это я? — спохватилась она тут же. — Кажется, я нечаянно слишком ясно выговариваю слова».
Но Аня все так же выжидающе посматривала на Катю, словно ждала от нее помощи.
«Ну о чем она еще думает!» — удивлялась про себя Катя.
Аня вздохнула. Перо в ее руке неуверенно и робко вывело какое-то слово и опять остановилось.
Да, Катя ясно видела, что Ане опять так и хочется о чем-то спросить у нее. Наверно, она сейчас думает: «Ну что Кате стоит хоть немножечко мне помочь? Чуточку намекнуть? Ведь мы же подруги!»
И, конечно, Кате это ничего бы не стоило. Даже было бы приятно. Но неужели Аня не понимает, что ей и самой хочется помочь подруге? Так хочется, что прямо трудно удержаться, чтобы не подсказать. Да только разве подскажешь, когда Анна Сергеевна оставила их вдвоем, с глазу на глаз? Ведь это все равно как если бы она с них взяла «честное пионерское».
Катя посмотрела на крыши домов с островками снега, и ей представились зимние каникулы, елка и поездка в детский дом. Ей вспомнились слова Анны Сергеевны: «Посмотрим, какая у вас будет вторая четверть. Если будете учиться хорошо, поедем».
«А что, если Аня сейчас напишет на двойку? Вот-то будет обидно! Может быть, все-таки посмотреть, много ли у нее ошибок? Разок заглянуть… Одним глазком? Нет, нельзя!»
Катя отошла еще дальше, за последний ряд парт, и оттуда продиктовала новую фразу:
— «В сиянии яркого солнца блестели их косы».
Аня обернулась.
— Ну куда ты девалась? — сказала она обиженно. — Неужели боишься, что я подсмотрю?
— Нет, Анечка, я знаю, что ты не подсмотришь. Я другого боюсь…
— Чего?
— Чтобы мне самой не захотелось подсмотреть, что там у тебя в тетрадке делается.
— Пожалуйста! — обрадовалась Аня. — Смотри сколько хочешь.
И Аня протянула Кате тетрадь.
Катя отвернулась:
— Нет, нет! Не надо. Если я посмотрю, я не смогу удержаться и скажу, какие у тебя ошибки.
Аня опять оживилась:
— Ну и что, если скажешь?
— Как так — «ну и что»! Какая же это будет тогда контрольная?
— Да, правда, — вздохнув, согласилась Аня. — Я почему-то все время забываю, что ты сейчас вместо Анны Сергеевны.
Обе девочки помолчали.
— Знаешь, Аня, — сказала Катя серьезно, — мне кажется, что это не только для тебя контрольная…
— А для кого же еще? — удивилась Аня.
— И для меня тоже.
Аня удивилась еще больше:
— Да ведь ты писала вчера со всеми вместе…
— Не в том дело, — сказала Катя медленно. — Ну как бы тебе это объяснить?.. Ну, понимаешь, Анна Сергеевна может теперь узнать, совсем честные мы или не совсем…
Аня пожала плечами:
— А как же Анна Сергеевна будет знать, совсем честные мы или нет? Она же не сможет проверить, подсказала ты мне или я сама написала правильно.
Катя на минуту задумалась.
— Нет, — сказала она, — все-таки Анна Сергеевна как-то узнает. Учителя всегда почему-то обо всем догадываются… Но я думаю, Анна Сергеевна просто очень верит нам. А раз уж верит, как же можно ее обмануть?.. Ну что, все написала? Дай-ка твою работу, я отнесу ее.
Катя взяла Анину тетрадку и, стараясь даже не смотреть на нее, понесла в учительскую.
Анна Сергеевна сидела, склонившись над стопкой тетрадей. Катя тихонько положила ей на стол Анину тетрадку вместе с листком диктанта и, не сказав ни слова, чтобы не помешать учительнице, убежала.
Тетрадки вернулись
— К сожалению, девочки, особенно похвастаться нечем…
С этими словами Анна Сергеевна положила на стол стопку тетрадок.
Аня и Катя тревожно переглянулись.
«Так и есть! — подумала Катя. — Наверно, у Ани опять двойка. А у меня? Неужели тоже есть ошибки?»
Все притихли, думая о том, что таится под легкими обложками тетрадей, в листках, разлинованных тонкими полосками строк. Эти обыкновенные голубые и синие ученические тетрадки казались теперь Кате какими-то совсем другими, незнакомыми, с тех пор как они побывали у Анны Сергеевны дома. Какие ошибки нашла она и подчеркнула своим острым красным карандашом? Какие поставила отметки под косой размашистой чертой? Ничего неизвестно, неизвестно даже, где чья тетрадка.
