Но два обязательства так и остались невыполненными: «Буду рано вставать и делать по утрам зарядку» и «Будем искать Сережу, пока не найдем».
Зарядка! Как же это она, Катя, совсем-совсем забыла про эту несчастную зарядку? Ведь и Таня тоже ей об этом не раз говорила, а все забывается и забывается. Ну да ладно! Можно будет начать с Нового года — и уж тогда без единого пропуска.
А вот последнее обязательство — искать Сережу Решетникова — очень трудно выполнить. Кате даже странно показалось, как это ей в голову пришло написать такое невыполнимое обязательство. Ну как найдешь этого мальчика, если о нем ничего, ну вот ровно ничего неизвестно — жив ли он, а если жив, то где его искать? В городе, в деревне? В Сибири? На Кавказе? В Казахстане? Может быть, давным-давно его кто-нибудь чужой нашел и усыновил, и Сережа теперь не знает даже, какая у него раньше была фамилия?
Катя взяла карандаш и приписала под последней строчкой:
«Очень жалко, но это невозможно».
Потом она положила листок на место и тут заметила еще один листочек, где ее же рукой, но другими чернилами было написано:
«Узнать, как разыскивают пропавших детей, и начать всем отрядом искать Сережу Решетникова».
На этот раз Катя уже ничего не стала отмечать ни значками, ни словами, а просто положила листок на место и побежала к елке.
Елка была даже лучше, чем показалась Кате сначала: такая густая, темная, колючая, пахучая…
Катя молча стояла перед ней. Она трогала упругие колкие ветви, гладила шелковистые шишечки.
— Вот бы их позолотить! — сказал Миша.
— Не надо, — ответила Катя. — Так они еще лучше. Ведь это настоящие!
— А когда же мы будем украшать? — спросил Миша. — Уже скоро вечер, а она еще неубранная.
Катя вздохнула:
— Без Тани нельзя. Ох, скорее бы она шла!
И точно подслушав их разговор, в комнату вошла Таня.
Катя и Миша были так заняты елкой, что даже не услышали ее звонка.
— Ну, товарищи, — сказала Таня, — за дело!
Недолго думая она вскочила на стул и достала со шкафа большую картонку, перевязанную крест-накрест бечевкой.
— Давай мне! Давай мне! — закричали наперебой Катя и Миша.
— Держите оба, — сказала Таня, — только осторожней.
И она плавно опустила им на руки большую и очень легкую картонку.
И вот крышка снята. В открытой картонке засверкало хрупкое елочное богатство — пушистые нити золотой и серебряной мишуры, длинные цепи бус, большие радужные шары, похожие на мыльные пузыри.
— Катя, смотри — птичка! — в восторге закричал Миша. — А хвост-то, хвост! Погляди — так и дрожит.
— Да, замечательная, — согласилась Катя, хотя видела эту птичку уже много раз.
Но Таня не давала им времени любоваться шарами, птичками, рыбками. Она уже стояла на лесенке возле елки и командовала оттуда, точно с мостика корабля:
— Подавайте мне бусы. Держите нитку за оба конца, чтобы не путалась. Катя, прикрепи нижнюю петельку вон к той ветке направо. Миша, подай вон тот шарик.
— Шарик-фонарик, — сказал Миша и, бережно взяв за тоненькую проволочную петельку, понес Тане большой серебристый шар с разноцветными впадинками на боках.
И вдруг раздался легкий звон. Блестящие осколки шара искрами разлетелись по полу, а в руках у Миши осталась только проволочная петелька.
— Разбился! — в ужасе закричал Миша. — Только это не я, он сам!
— «Сам»! — с горечью сказала Катя. — Разве можно держать за петельку? Надо держать снизу, вот так!
Она взяла другой шар, золотой, и, подняв руку, протянула его Тане. Но шар скользнул вниз по ее поднятой ладони и рассыпался вдребезги так же, как и Мишин серебряный.
Катя и Миша только молча переглянулись. А Таня спрыгнула с лесенки и сказала с досадой:
— Эх вы, помощники! Самые лучшие шары разбили.
Катя прикусила губу, а у Миши на глаза навернулись слезы. Тане стало жалко их.
— Ну ничего, случается…
— Это потому, что мы очень спешили, — сказал Миша.
— Ну, давайте не торопясь. Мишук, развешивай внизу золоченые орехи, флажки и бумажные цепи. Они не бьются. А ты, Катя, подавай мне стеклянные игрушки двумя пальцами — вот так, но только не жми.
Мало-помалу елка становилась все пышнее, ярче, богаче. Она так и поблескивала, играла, перемигивалась с электрической лампой всеми своими стеклянными звездами, бусинами, золотыми нитями.
— А все-таки тех шаров не хватает, — грустно проговорила Катя. — Мы их всегда вешали по обе стороны звезды.
— Да и звезда у нас для этой елки слишком маленькая, — сказал Миша, задрав голову. — Сюда нужно во какую!
— Ничего, — сказала Таня, — и так очень хорошо. Вот посмотрим, что скажет папа.
Таня унесла стремянку на кухню, а Катя и Миша уселись рядом на диван и принялись молча оглядывать елку.
— Знаешь, Катя, — сказал Миша, — вон ту белочку надо перевесить поглубже. Чтобы она как живая сидела на ветке.
— Уж не трогай лучше, — сказала Катя. — А то еще что-нибудь разобьется.
Как раз в эту минуту замок в передней щелкнул, и оттуда послышались голоса.
— Наши! — закричал Миша и опрометью кинулся навстречу папе и маме.
— Осторожно, — сказал папа, — разобьешь. У нас тут такие сокровища!
И он поднял высоко над головой плоскую картонную коробку.
Мама вместе с Таней и бабушкой унесли на кухню целую гору каких-то свертков и пакетов. А папа, прихватив с собой покупку, пошел вместе с Катей и Мишей посмотреть елку.
— Ну как? — с тревогой спросила Катя.
— Ну как? — переспросил Миша.
— Великолепно! — сказал папа. — А будет еще лучше. Посмотрите-ка, что я принес.
И он вынул из коробки четыре больших стеклянных шара: два золотых и два серебряных.
— Молодец, папа! — всплеснув руками, крикнула Катя. — А мама еще говорит, что ты недогадливый. Ты догадливей всех на свете!
— Да ведь я знал, что у нас только два таких шара.
— Ни одного, — со вздохом сказал Миша. — Оба разбились. Сами.
Папа засмеялся:
— Ну, ничего. Давай-ка я повешу их вокруг звезды. Только погодите, сначала надо новую звезду укрепить.
— Какую — новую? Разве есть новая? — в один голос спросили Миша и Катя.
— А то как же? А ну-ка, Михаил, достань из коробки и подай се.
Миша, затаив дыхание и прикусив кончик языка, достал из коробки большущую пятиконечную звезду, сверкающую алыми и серебряными гранями.
