Красотка в зеленом платье ударила в бубен, тряхнула пышной копной волос, и пустилась танцевать, описывая круги вокруг телеги. Комедианты подхватили мотив, наигрывая на инструментах. Горожане расступились, насколько было возможно. А девушка самозабвенно, то изгибалась, то неистово летела в танце посреди улицы.
«Пляска смерти», была полузабытой традицией города Прапора, но не исполнялась уже добрую сотню лет. Танец считался последней милостью осужденному, ведь он еще немного продлевал его жизнь. А исполнительнице давал шанс подзаработать. Традиция предписывала зрителям щедрее бросать монетки под ноги танцовщице, пока у нее хватает дерзости сдерживать путь телеги.
Горожане обычно скупо расставались с деньгами, но танец пришелся им кстати – он давал возможность всласть и в упор разглядывать злодея. К тому же толпа залюбовалась танцем красотки: ее движениям не хватало искусной отточенности, зато они покоряли страстью и энергией юности. Звон монеток о мостовую вплетался в такт музыке. Девушке начали хлопать в ладоши.
А больше всех любовался танцовщицей молодой кавалер, восседавший на белом коне чуть в отдалении. Это был вчерашний менестрель. Прикрывая лицо широкими полями шляпы с пером, он не отрывал глаз от неистового танца возлюбленной. Девушка поглядывала на него исподтишка, как будто плясала не ради смертника или медяков, звеневших под ногами, а только для него одного. Но слепота влюбленных сыграла с ними злую шутку.
Подростки с мотыгами, проталкивавшиеся через площадь по направлению к городской тюрьме, заметили дерзкий танец девушки. Переглянувшись, «пахари» двинулись ближе к кругу, образовавшемуся вокруг танцовщицы. Они оттирали взрослых горожан плечами, те испуганно отступали. Вскоре первый ряд круга целиком заняли угрюмые «пахари», жадно глядя на раскованный танец девушки.
Юный голодранец покрупнее, в камзоле с чужого плеча, внезапно схватил танцовщицу за голую руку. От неожиданности та выронила бубен. Инструмент покатился по мостовой, жалобно звякая.
– Хватит глазеть на бесстыжую марамойку, нечего казнь задерживать! – сипло заявил подросток, жутковатым и совсем не детским голосом. – Не для распутства тут собрались. А она развратница, и место ей в сточной канаве. Мы сейчас проверим ее нравственность. Вставим ей как следует!
Он взял черенок мотыги наперевес. Еще несколько малолеток схватили девушку, развернули ее задом к нему, и с улюлюканьем начали задирать платье.
В следующий миг королевский менестрель на белом коне налетел на малолеток. Его плеть, засвистела в воздухе, стегая «пахарей» направо и налево. Малолетки, привыкшие свирепствовать безнаказанно, вопили, приседая от ударов, и трусливо бросились врассыпную от одного всадника с плетью. Через минуту на брусчатке валялась только пара мотыг. Отбежав подальше, сиплый «пахарь», обернулся, и крикнул:
– Мы еще поимеем твою подстилку! Еще встретимся, королевский жополиз!… Проклятый распутник!
Вместо ответа менестрель приподнялся на стременах, и отчетливо пукнул. Горожане, ненавидевшие малолетних «пахарей», ехидно прыснули смехом. Менестрель понял руку, призывая к тишине и вниманию, затем как-то по-особому легонько поддел коня шпорами. Благородное животное заржало, вскинуло зад, задрало хвост, и конская задница издала звук такой же непристойный, но гораздо более громкий. Вся площадь грохнула хохотом.
– Отсоси драконий пуп! И отцу скажи – я велел тебя драть, как изверг овцу! – крикнул менестрель, улепетывающим подросткам. Грубая шутка всадника потонула во взрывах хохота, от которого покатывались осмелевшие горожане.
Повозка смерти продолжила движение к месту казни. А менестрель протянул руку девушке, и ловко втянул ее на седло перед собой. Красотка, еще подрагивавшая от страха, приникла к груди спасителя, а он на белом коне затеял описывать круг почета по площади. Но увидел кавалькаду, застрявшую в боковой улочке. Стражники только-только расчистили проезд.
Менестрель понял, что замечен, спохватился, и заторопился к королю. Борхард и его придворные застали самую развязку стычки, когда конь победителя-менестреля пустил ветры в нелепом подскоке. Когда толпа взорвалась хохотом, король тоже не удержал улыбки.
– Властелин, я опоздал! – выпалил менестрель. – Смиренно прошу прощения!
Юноша демонстративно торопился, придерживая одной рукой прильнувшую к нему танцовщицу.
– Смиренно, говоришь?.. Тогда почему у тебя такая довольная рожа?.. – разозлился король. – Тебя где носило?
Сообразив, что отлучка грозит наказанием, юноша поспешил спровадить танцовщицу с коня, шепнув ей короткое напутствие. Девушка скрылась от беды в переулок, успев оглянуться. В ее взгляде мелькнула отчаянная дерзость, будто красотка еле удержалась, чтобы не показать королю язык, прежде чем пуститься наутек. Борхард проводил ее улепетывающие ножки тяжелым взглядом.
Менестрель подъехал к королю, понуро изобразив покорность судьбе. Но Борхард, только внешне демонстрировал гнев. Бойкие шутки юноши частенько скрашивали непростую жизнь короля, помогая бескровно разрядить гнев. Однако, за нынешний проступок, менестрель должен был как-то поплатиться. Король оглянулся, и протянул руку к секретарю за свитком приказа. Дал его менестрелю, и указал на троицу в капюшонах.
– С ними поедешь в Универум! Сопроводишь, чтобы никто не напал, и чтобы сами не сбежали! Заберете в кладовых все, что потребуется. Солдат возьми десятка три на всякий случай. Сделаете, и быстро назад… А нам пора на площадь. Они даже казнь начинать не смеют без короля. Достали меня традиции этого городка…
Король повернулся спиной к онемевшему менестрелю, и двинул коня в сторону к площади. Люгер и его помощники вперили недоумевающие взгляды в необычного провожатого. Менестрель растерянно уставился на странных типов, которых ему приказали беречь.
– Властелин! – умоляюще воскликнул юноша, и догнал короля. – Я не могу! Я должен остаться в городе. Я гораздо полезнее на площади!..
Рыцари свиты едва сдерживали негодование, глядя, как взбалмошный фаворит позволяет себе пререкаться с королем.
– Все ты можешь! Не зли меня! Иначе велю забрать твою девку, и пустить по рукам…– непреклонно отрезал король. Затем объяснил уже потише – одному менестрелю: – Ты грамотнее всех этих напыщенных рыцарей, разберись, что там написано в архивах и библиотеках. И присматривай, что эти капюшонники прихватят из Универума. Я им не особо доверяю.
Король приподнялся на стременах, и провозгласил теперь уже в полный голос:
– Хватит с тебя поблажек! Пошутить любишь? Вот тебе королевская шутка. Так справедливо!
Спесивые рыцари, проезжая мимо укрощенного менестреля, не упускали случая хмыкнуть или засмеяться, над шуточкой короля. А кое-кто, даже издавал губами неприличный звук, намекая юноше, что он обделался. Слишком многим досадил ненавистный фаворит дерзкими репликами и похабными стишками на пирах. Другого уже проткнули бы на дуэли, а этого юнца спасало покровительство короля. Но благосклонность короля не вечна – рано или поздно нахал пожалеет, или его заставят пожалеть. Мстительные ухмылки вельмож ясно поведали это менестрелю.
