Люгер был не в силах ответить. Под мантией его колотила дрожь.
Иерарх, тем временем, не желая отстать от короля, отпустил любые грехи участникам Похода Справедливости.
– …И справедливо покарали предателей-вахлаков, распускавших колдовские чары против короля в Ущелье Бестий!.. Слава!.. Отныне вы все рыцари веры, несущие свет человеческой справедливости миру, погрязшему в темноте… – глубокий баритон Иерарха разносился на всю площадь.
Духовный лидер благословил символ похода. Не имея времени и фантазии изобрести такой символ, Иерарх объявил им плащ с расколотым яйцом и перекрещенными мотыгами. Теперь каждый участник похода имел право носить такой плащ, и считался воином высшей силы. Самые рьяные и благочестивые тут же устремились в ближайшие жилища горожан: рвать простыни на священные плащи.
Триумф победителей продолжался, а король Борхард напомнил Люгеру о его обещании.
– Видишь, я держу слово! Настала твоя очередь выполнить свои обязательства! Избавь меня от пятна. Если кто-то и способен в этом мире совершать невозможное: это я и ты. Мы доказали это!
Слова короля заглушали выкрики Босого. Предводитель «народной армии» воспользовался своей очередью оказаться в центре внимания.
– Правда и справедливость на нашей стороне! Не знает наших молитв – режь! Видишь четыре руки или хвост, как у амбала – убей! – выкрикивал фанатик в экстазе. – А предателям рода человеческого – худшая смерть! Отщепенцы, продавшиеся извергам, не заслуживают смерти сохраняющей достоинство…
Босой требовал объявить предателями рода человеческого всех, кто не выдал нелюдей, кто не донес или подал им хотя бы стакан воды. Фанатик грозил таким предателям жесточайшей смертью, которой прежде карали только цареубийц: сожжением на длинной цепи – заставляя обреченных пятиться от пламени, продлевая нестерпимые муки. Бесноватый праведник целил крючковатым пальцем туда, где стоял мэр Арминий. Люгер в ужасе осознал, какой участи добивается фанатик для пленного мэра Города Орлов.
Босой рухнул на колени перед королем, призывая Борхарда отдать предателя Арминия для «народного мщения». Настал миг, когда королям положено разыгрывать видимость справедливого правосудия. Борхард величаво повернулся к Арминию.
– Когда орды извергов пошли на нас войной, ты прислуживал врагам рода человеческого. Сколько тебе платили, чтобы ты утратил честь и совесть? Просто ответь? Мне интересно… Что, стыдно смотреть людям в глаза?
Бледный от ран Арминий не сразу ответил глуховатым, но твердым голосом.
– Не изверги, а ты напал первым. Год назад ты затеял войну, ради безумной фантазии – возродить империю Борхардов. Ты обрек свою землю на ответные атаки… Твои амбиции утопят мир в кровавом кошмаре… Сколько бы ты не лгал своим подданным.
Окружавшие мэра разгоряченные солдаты не дали ему договорить. Пленных начали избивать.
– Кончай этот лживый балаган, где честь и правду тошнит, когда мародеров и варваров награждают, как героев… – успел еще выкрикнуть Арминий. – Поход справедливости мясников! А умереть вместе с родным городом мне не стыдно. Раз не смог его защитить…
Голос Арминия потонул в свисте и злой ругани.
– Гляди-ка, гордый, – недобро ухмыльнулся король багровой половиной лица. – Что ж. Я обещал Босому дать искоренить ересь и предательство. Слово я держу. Будь по-твоему, Босой! Да свершится «народная месть», – король махнул рукой, разрешая фанатику задуманную подлую казнь.
Пленных поволокли во двор главного храма, где среди обломков священных статуй, Босой готовился развести костер. Приспешники устремились за ним, предвкушая жестокое зрелище.
Король уже снова обернулся к шарлатану.
– Отныне, ты главный ученый короля. Забирай ключи от Башни Мудрецов. Любые книги, любые секреты – твои. Делай, что хочешь. Полный карт-бланш – перечислил король. – Только избавь меня от пятна!
– Ты – чудовище! Ты же говорил, что против бессмысленной жестокости? Зачем это зверство над благородным человеком? Пощади Арминия…
– Ну, уж нет! – расхохотался Борхард. – Хочу сбить спесь с этого гордеца. Любопытно взглянуть, как он завертится! Считай, что это мой научный эксперимент!
– Королю смешно, – в отчаянии пробормотал Люгер. – Хоть знаешь, кого ты сегодня посвятил в рыцари? Того, кто забил насмерть менестреля, преданной дружбы которого ты недостоин… Проверь, чей клинок у Сиплого.
Люгер рванул ворот мантии, и скинул ее, как позорное рубище.
– Ничего я тебе больше не изобрету! Жестокость не заставит работать ум…
– Еще как заставит! – Разъярился король. – А ну-ка взять его, запереть в Башне Мудрецов! Да повыше, чтобы видел оттуда, как жгут предателя Арминия, и слышал его предсмертные вопли. И если до завтра не сваришь зелье – сам будешь орать на таком же костре!
Борхард оглянулся, чтобы назначить исполнителя королевской воли. На глаза королю попался барон Менц, которого едва не подстрелила Беретта. С тех пор, как всплыла неблаговидная роль барона в момент убийства менестреля, благородный рыцарь старался держаться подальше от мстительного короля, даже при чествовании победителей. Но сейчас разъяренного короля не волновали прошлые грехи барона – тот просто оказался под рукой.
– И больше не смей дерзко разбрасываться наградами короля… – Борхард указал Люгеру на мантию. – Ученый хренов!… Такое настроение испортил.
Воины барона Менца скрутили Люгера, и поволокли в Башню Мудрецов с неистовым рвением, нахлобучивая на шарлатана сброшенную мантию ученого. Король тем временем велел барону, донельзя перепуганному вниманием грозного монарха, не спускать с Люгера глаз, пока тот не выполнит работу. Но при этом снабжать всем необходимым, чего только ученый не попросит. Менц подобострастно выслушал все указания короля, и ринулся догонять своих воинов, суетливо гремя доспехами.
Глядя вслед упирающемуся Люгеру, которого волокли под руки, король зло прошептал сквозь зубы:
– Надоел! Сколько умника не корми, он все равно в лес смотрит… Пятно свести надо, иначе давно бы тебя Босому скормил.
Люгера грубо втолкнули в зал на третьем этаже Башни Мудрецов. За спиной шарлатана захлопнулась железная дверь, и ключ провернулся в замке со скрежетом.
Раздавленный позором Люгер не сразу поднялся с каменного пола. Он медленно оглянулся вокруг, и у шарлатана захватило дух от увиденного. Сама мысль, что он сможет когда-нибудь попасть в лучшую лабораторию мира, далеко опередившую познания человечества, была настолько невероятна, что никогда не приходила в голову лже-чудотворца. Но вот он стоял здесь.
Столы и пол были завалены следами разгрома: бумаги с заметками, битое стекло, лужицы реактивов. В воздухе стоял терпкий запах пролитого уксуса. Очевидно, солдаты гонялись за мудрецами, пытавшимися защитить сокровища знаний от варваров.
Но разгром в лаборатории был не так уж велик. Беспорядок на полу и на столах не коснулся запаса реактивов, на полках вдоль стен. На них стеклянные и глиняные сосуды были расставлены по порядку, и тщательно подписаны на языке извергов.
