Вечером в дверь решительно постучали. Искатели приключений, нервно любовавшиеся потолком, подскочили и бросились открывать. Прибыла конкурирующая сторона: кузнечный мех. То есть, простите, миссис Буддл.
Глава шестнадцатая, в которой в Сан-Хосе начинается новая жизнь
Наутро после сеанса бабуля Буддл отправилась в аптеку за своими каплями – то ли от сердца, то ли для сердца, и на сеанс принеслась жена аптекаря, миссис Робинсон. За аптекаршей – бакалейщица, за бакалейщицей – жена продавца птиц.
Искатели приключений уплатили квартирной хозяйке за неделю и азартно продолжали сеансы. Мясничиху, зеленщицу и молочницу, правда, та сначала пускать не хотела, но, услышав звон монет, быстро передумала.
В редакцию «Ежедневного компаньона» сыпались письма с просьбой дать адрес ясновидца.
Дамы Сан-Хосе, включая обе половины Дамского Клуба, а за ними и некоторые джентльмены, устремились в пансион миссис Гейзер. С искателями приключений здоровался весь город, даже вдова Морган: она увидела на фото себя с таким стройным станом, что сын сенатора Франка, несмотря на свою молодость, и тот загляделся. Даже цаца мисс Лик, дочь торговца фортепиано с Парк-драйв, обнаружив, что папенька купит ей ту прелестную голубую шляпку, теперь при встрече тоже прелестно улыбалась.
А добрая советчица Джулия Дей продолжала делиться мудростью своей тетки.
…Мы все знаем, что приносим себя в жертву, приглашая своих многочисленных и совсем не всегда приятных кузин, кузенов и двоюродных дядюшек. Наша вежливость не позволяет нам не делать таких приглашений. Со своей стороны и дядюшки, если только у них хватит смелости признаться, от них не в восторге. Та же самая вежливость, однако, не позволяет им отказаться от приглашений, тем самым осчастливив и себя, и родственников. Только вежливость не позволит даже намека на то, что, возможно, нежданный приезд «погостить недельку» для нас отнюдь не амброзия. Гости, таким образом, понятия не имеют, что им не рады, и более того, жаждут избавиться, и визит, вместо того, чтобы ограничиться двумя-тремя днями, в крайнем случае, неделей, затягивается бесконечно, превращая нашу жизнь в бесконечную пытку. «Все мы смертны, – прибавляла моя тетушка, – а жизнь слишком коротка, чтобы прожить ее в постоянном унынии. Честность – лучшая политика. Немножко смелости, дорогая, и жизнь изменится к лучшему».
После этой статьи в городе произошла революция.
Разведка, то есть, миссис Гейзер, доносила сводки с фронтов Сан-Хосе:
Дочь продавца птиц, мисс Фик, сама сделала предложение юному Робинсону, племяннику аптекаря. Помолвка состоялась на следующий же день.
Сам аптекарь объявил приехавшей теще, что на время ее визита намерен принять приглашение друзей из Санта-Клары «погостить недельку». Миссис Робинсон, в оправдание поступку мужа, показала матери статью Джулии, та не замедлила приехать в экипаже на вокзал и высказать зятю все то, что думала о нем долгие годы. Аптекарь не остался в долгу. Теща заявила, что всегда подозревала нечто подобное. Аптекарь выразил надежду, что они с тещей поняли друг друга правильно. Та ответила положительно, Робинсон сообщил, что совсем не против ее визитов к дочери, нет, Боже упаси, но не хотел бы омрачать обеим дамам удовольствие. Теща ответила, что очень ему благодарна. В конце концов, оба сердечно расцеловались на подножке поезда и теща укатила.
Миссис Менцель, жена городского казначея и смотрителя училищ, объявила председательнице Женского Клуба, миссис Морган, что выходит из кружка дам-хористок. Покровительница дам-хористок в ответ покинула кружок вышивания, которым заведовала миссис Менцель. Обе половины Женского Клуба задумались, смешались, и, набравшись смелости по рецепту Джулии Дей, объявили миссис Менцель, что очень ее любят, но что души их всю жизнь взывали более к хоровому пению, нежели к вышивке. Которой, кстати, прекрасно можно заниматься дома, не подвергаясь ни нападкам, ни колкостям, ни мелочной зависти некоторых особ, имена которых прекрасно всем известны.
Жена смотрителя училищ осталась в меньшинстве, и участь ее сделалась бы поистине жалкой, не пойми несчастная через две недели, что без хорового пеня церковных гимнов и старинных романсов жизнь ее неожиданно лишилась все своей прелести.
Имя Джулии Дей звучало в гостиных, в парках и на бульварах, в лавках, страховых обществах и в бюро по бракоразводным делам.
Тираж «Ежедневного компаньона» вырос в два раза, а гонорар Джулии Дей из «полтора доллара за колонку» превратился в два.
Искатели приключений заплатили за квартиру, питались исключительно за общим столом, отложили десятку на доктора, купили новые носки, летние подштанники «Пороснит» и парижское мыло «Коко» для бритья. Оставалось только, чтобы повезло еще совсем чуть-чуть: насчет сифилиса.
– Ну, а если и да, – сказал как-то Д.Э., тотчас получив от компаньона по лбу газетой, – так еще почти неделю можно жить спокойно! И вообще, сейчас все лечится!
За табльдотом на них смотрели. Особенно в этом смысле удавалось мисс Буддл, без промаха стрелявшей выразительными взглядами в М.Р. Дюк алел ушами и опускал, бесстыжая морда, свои девчачьи ресницы.
* * *
Мы заглянем в столовую миссис Гейзер в один из этих прелестных июльских вечеров: посмотреть, как там поживает object du passion наших соперниц.
На стене щелкают маятником часы – самые точные часы в городе. На ужин – ягненок с картофелем, поджаренный коричневый хлеб, бараний бульон, вареный картофель, зеленый горошек, пикули, замороженный пудинг из грецких орехов и клубника. На столе горит лампа. Помолодевшие в ее неярком свете пожилые прелестницы ведут светскую беседу с Флинтом – так, как если бы он бы приличным, приятным человеком и так же мило и приятно отвечал. Раньше старикан склонялся над тарелкой, злобно зыркая из-под лохматых бровей. Теперь он – видели, да? – исподлобья пялится на новый бюст миссис Гейзер. Но и бабуля Буддл не теряется. Она роняет вилку и мило смотрит на Флинта.
Старикашка понимает, что отделаться не удастся. Ворча себе под нос, он нагибается поднять вилку.
Повисает какая-то странная пауза.
Бабуля Буддл приятно улыбается.
Наконец, Флинт выпрямляется и начинает есть. Лысина его розовеет, как ягода клубники с белым бочком. Но хозяйка поднимает руки – поправить прическу – и несчастному старику угрожает косоглазие.
– Мистер Флинт, – с тихим укором произносит миссис Гейзер, – ну как вам не стыдно. Это же неприлично!
– Вот уж действительно, – миссис Буддл кривит рот резиновым колечком, – неприлично!
Дамы выразительно смотрят друг на друга. Мистер Флинт отодвигает пустую тарелку, бубнит что-то такое неразборчивое, что можно с равным успехом можно принять и за ругань, и за благодарность, и возвращается к себе в комнату.
Как обычно, он кряхтит, сопит и хлопает дверью так, что у лестницы валится с гвоздя моток бельевой веревки.
– Золотое сердце! – миссис Будлл вонзает вилку в кусо мяса.
