Он мчался изо всех сил. Кололо в легких, и сердце стучало беспорядочно, не в такт бегу. Выпуклые булыжники мостовой отбивали Генке ноги сквозь тонкие подошвы тапочек. Порывистый ветер догонял Генку и толкал в спину – помогал бежать. Здесь, внизу, он почему-то летел навстречу грозе.
Тяжелая, как ртуть, капля ударила Генку в плечо. Потом сразу несколько. Потом они посыпались часто-часто, соединяясь в упругие струи, и наконец дождь хлынул так, что трудно стало дышать, и пришлось защитить рот ладонью, чтобы не наглотаться воды.
Ярко-фиолетовые вспышки резали шумящий поток ливня, и залповые удары грома, чуть приглушенные дождем, раздавались все чаще над головой.
Генка уже промчался по тому отрезку улицы, где должен был упасть под напором ливня «Фрегат», но не разглядел змея. Да и не старался. Он думал о Владьке.
Когда Генка подбежал к Владькиному дому, в канавах уже пенились ручьи. Сквозь косую завесу дождя Генка увидел на крыше черную Владькину фигурку. Владик стоял, чуть наклонившись вперед и запрокинув голову. Левая рука была привычно согнута в локте. Значит, он до сих пор держал нитку. Значит, «Фрегат» до сих пор не упал! Не упал вопреки всем законам природы, несмотря на бешеный ливень! Видно, там, наверху, ветры вступили со змеем в союз и решили помочь ему удержаться на высоте во что бы то ни стало.
Генка не добежал до калитки: знал, что она заперта. А звать Владика было бесполезно. Подпрыгнув, Генка ухватился за верхнюю кромку забора, подтянулся, лег животом на доски и перевалился в мокрые лопухи. В ту же секунду взорвалось небо! Генке показалось, что над головой, в зените, вспыхнула ослепительная звезда, а от нее, как огненные трещины, разбежались до горизонта ломкие молнии. Удар был такой, что Генка плашмя растянулся в траве.
Он лежал под дождем и был готов лежать так, пока не уйдет гроза. Но это продолжалось две секунды. Или три.
– Трус! Заяц пришибленный! – крикнул себе Генка и рванулся из лопухов.
А Владик стоял.
Генка бросился вверх по лестнице. Ливень замирал, словно смертельно раненный страшным громовым ударом. Он превратился в обычный несильный дождь, который фонтанчиками плескался на крыше и стекал по шиферным желобкам тонкими ручейками.
Генка прыгнул с лестницы на плоскую крышу пристройки. До гребня, где стоял Владик, было несколько шагов. «Владька, сумасшедший! Убирайся вниз!» – хотел закричать Генка. И остановился, окаменев.
То, что было раньше – зловещее наступление грозы, молнии над головой, оглушительный треск разрядов, – показалось теперь смешными пустяками и забылось мгновенно. Генка увидел по-настоящему страшное.
Сорванный ударом ветра с соседнего столба, вокруг Владика лег черной петлей и пружинисто дрожал электрический провод. Один раз он коснулся флюгера, и проскочила голубая искра.
– Владик! – громко выдохнул Генка.
Владик вздрогнул и качнулся.
Гена…
– Стой, – негромко и отчетливо сказал Генка. – Стой, не шевелись. Нельзя.
Владик напряженно замер.
– А что? – спросил он. – Я же далеко от края.
– Владик, – очень спокойно сказал Генка, – ты стой, как стоишь. Провод кругом.
Владик понял сразу.
– Под током? – быстро спросил он.
– Да.
– Близко?
– Ты стой, – повторил Генка. – Только стой. Я сейчас.
Провод касался крыши в двух точках: у самого конька и между трубой и флюгером. Но с этих двух сторон к нему нельзя было подойти: Генка рисковал или свалиться вниз, или зацепить железный флюгер, который был под током. В других местах проволока упруго качалась сантиметрах в сорока над крышей. Чтобы попасть к Владику, нужно было перешагнуть через нее. Перешагнуть и не коснуться.
Генка постоял, подумал. И перешагнул. Владик что-то сказал ему, но опять ударил гром, и Генка, вздрогнув, не расслышал.
– Я подниму тебя, – сказал Генка. – И перенесу. Держись.
– Надо смотать змея, – ответил Владик. – Он так и не упал. Здорово, верно?
Генка перехватил нитку и перекусил ее.
– Не до змея, – произнес он, сдерживая раздражение и страх. – Сделаем новый потом.
Он присел и подхватил Владика. Тот оказался нетяжелый. Почти такой же, как Илька, которого Генка не раз перетаскивал через весенние лужи по дороге из школы.
– Держи выше ноги, – велел он.
Надо было оставаться совершенно спокойным. Генка чувствовал, что только спокойствие поможет ему. Только оно одно. Иначе…
– Держу, – сказал Владик.
Он, видимо, понял опасность до конца. Понял и то, что нужно подчиняться Генке во всем. Только этим Владик мог помочь ему. Он сидел на руках у Генки, не двигаясь и высоко подтянув ноги.
Теперь Генке надо было сделать шаг. Вернее, два шага: перенести через проволоку сначала одну, потом другую ногу. И это было самым трудным. Едва он отрывал одну ступню от крыши, как ему казалось, что вторая сейчас же скользнет по мокрым наклонным плиткам шифера. Резиновые подошвы были стерты и ненадежны. Генка решил было сбросить тапочки, но спохватился: крыша была сырая, и на ней лежал провод. А резиновые подошвы все-таки защита от тока.
Он снова хотел оторвать ногу от крыши и снова не решился. Казалось, что поскользнется и рухнет вместе с Владиком на проволоку. Она качалась в десяти сантиметрах от Генкиных коленей, безобидная на вид, с бегающими капельками воды. Но в ней была смерть.
Гроза слегка отодвинулась, и раскаты стали глуше, а вспышки потускнели. Дождь стал мелким, только ветер не стихал. Он обдавал мокрого Генку холодными потоками, упруго толкал в спину, словно советовал: шагай, не медли!.. Но Генка вздрагивал и смотрел на провод, не двигаясь. И все по сравнению с этой черной проволокой было теперь мелким и неважным: и английский язык, и запуски «конвертов», и обида на отца… От всего Генка оказался отделен, как границей, тонкой петлей провода, который, касаясь флюгера, сыпал синие искры.
Руки начали уставать. И спина устала, ведь Генка стоял выгнувшись назад, чтобы лучше удерживать Владика.
«Глупо как-то, – подумал Генка. – Сейчас на станции дежурит у рубильника человек. Ему ничего не стоит выключить ток. Хотя бы на одну секунду. Выключил – и всё в порядке, и мы с Владькой на земле. Но он не знает ни про нас, ни про оборванный провод. И потому, что не знает, мы сейчас можем умереть». Он представил, как это – умереть. Наверно, будет прикосновение холодного металла к колену, сразу же сотрясающий удар – и темнота. У него дрогнули руки.
– Гена, – сказал Владик, – ну-ка, отпусти меня. Ты скажи где, и я выберусь сам.
– Ну нет! – жестко ответил Генка. – Здесь-то ты ничего не сделаешь сам.
