– Что скажешь? – спросил Генка.
– Так просто, – сказал Илька. Сел на подоконник, покачал ногой.
Генка вдруг вспомнил, что раньше Илька никак не мог дотянуться ногой до пола, когда сидел здесь. А теперь царапает сандалией половицы. Вырос.
– Хотел узнать, как лодка сохнет, – сказал Илька.
– Сохнет…
Илька дыхнул на стекло и нарисовал рожицу.
– Чего это ты так нарядился? – спросил Генка.
Илька стер рожицу ладошкой, нерешительно посмотрел на Генку.
– В цирк идем.
– А-а… Ты к лодке пока не суйся, а то перемажешься.
– Иван Сергеевич три билета купил, – тихо сказал Илька. – Себе, Владику… и еще один. Меня зовут.
– Ну и хорошо.
– Может быть, ты пойдешь? – спросил Илька, глядя в пол.
– Я? Зачем?
– Ну, так… Я потом с мамой схожу.
– Меня ведь не звали, – равнодушным голосом произнес Генка и почувствовал, как стремительно уходят от него все радости. – Тебя одного звали.
Илька промолчал. Опять подышал на стекло, но оно, протертое ладонью, уже не запотело.
– Иди, Илька, раз зовут, – повторил Генка. – Ты уже и оделся как следует…
– Подумаешь, оделся…
– Я этот цирк терпеть не могу. Особенно акробатов. Прыгают, прыгают, а что толку?
– Правда? – с облегчением спросил Илька.
– Меня туда и насильно не затащишь. – Генка старательно зевнул.
– Я пойду тогда…
– Пока.
Илька ушел, а он лег на диван и закинул руки за голову. И вот тут-то на него, на лежачего, навалились все горькие, беспокойные мысли.
Не стоило себя обманывать. Все так ясно: Владику очень хорошо вдвоем с Илькой. Без него, без Генки. Это было заметно и раньше, только не хотелось так думать. А сейчас вот хочешь не хочешь, а думается.
Все, что Генка старался забыть, вспоминалось теперь подробно и ярко. Если идут втроем, Генка – чуть в стороне, а Илька – рядышком с Владиком, за рукав цепляется. Если разговаривают, Владик Ильке три слова скажет, Генке – одно. Да разве в словах дело? Они иногда молча разговаривают. Взглянет Илька на Владика, Владик на Ильку – и сразу понимают друг друга. Будто у них тайна какая-то…
Заглянула в комнату бабушка.
– И чего это разлегся на диване-то? Накидушку не убрал.
– Захотел и разлегся! – взвинченно сказал Генка.
– Ну, лежи, лежи, бог с тобой…
– Ну и лежу…
Он отвернулся к стене.
А если разобраться, то что случилось?
Ничего не случилось. Ведь дела идут как раньше. Каждый день прибегает Владик, вместе возятся с лодкой. Все у них по-хорошему.
Не поссорились же они.
Генка резко поднялся на локте. Лезут в голову глупости!
Но рассердиться на себя не удалось. «Глупости» были сильнее и лезли в голову снова. Ведь почему-то не Генку, а Ильку, одного Ильку, позвали Владик с отцом в цирк. Генка бы и не пошел, но обидно, когда про тебя забывают. И даже не обидно, а просто очень грустно.
Хорошо, что хватило выдержки сказать Ильке спокойно: «Иди, раз зовут». Не крикнул: «Ну и мотайте, без вас проживу!» Не крикнул, пожалел Ильку. А может, не Ильку пожалел? Побоялся настоящей ссоры…
Если бы не Владька, а кто другой, сто раз плюнул бы Генка на такое дело. В конце концов, мало ли хороших ребят? Хотя бы Антон Калинов. Такой не изменит… Да беда в том, что ни Антон и никто Генке Владика не заменит…
Генка задремал. Стала сниться всякая чепуха, а потом вдруг увидел Владика. Будто выходит Владька на берег прямо из желтой реки, мокрый, волосы на лбу приклеились, а на груди плоский черный автомат. «Илька поплыл на нашей „Африке“, – говорит Владик. – К югу поплыл. А там на берегу фашисты засели. Пришлось расчищать дорогу». «Опять Илька!» – с досадой подумал Генка. И проснулся.
Ему казалось, что спал он пять минут. Но солнца в окнах уже не было, в комнату проползли вечерние тени. «Десятый час», – подумал Генка. Значит, прошло около двух часов.
Сон ему не помог. Те же мысли крутились в голове, и голова гудела, как от задачи в восемь действий. Вот ведь как по-дурацки устроен человек! Ничего не случилось, а спокойной жизни нет.
И только одним путем Генка мог вернуть эту спокойную жизнь: пойти встретиться с Владиком. Сегодня же, сейчас! Поговорить с ним. О разных вещах поговорить, просто так. Да, но как придешь к людям почти ночью без всякой причины? «А, ладно, – решил Генка, – книжку попрошу какую-нибудь. Скажу: спать не хочется, а читать нечего».
Только неизвестно, вернулся ли Владик из цирка. Представление часа три тянется. Начало в семь. Сейчас без четверти десять. Пожалуй, рано.
Все равно!
Ждать – это слишком тошно. Может быть, представление не такое уж длинное.
Ему повезло: еще издалека он увидел в окне Владькиной квартиры свет. Неяркий свет зеленого абажура. Генка взбежал на второй этаж и коротко надавил кнопку, похожую на рыбий глаз.
Дверь открыл Владик. Он не удивился. Сказал:
– Заходи.
– Скучно что-то, – объяснил Генка. – Я ходил-бродил… Смотрю, окошко светится, значит, ты дома. А я думал, что цирк еще не кончился.
– Не пошел я в цирк, – сказал Владик. – Что там хорошего? Там фонари жгучие, смотреть больно. Да еще места на самой верхотуре.
Папа последние три билета купил. Они с Илькой ушли. Может быть, Тамару Васильевну по дороге уговорили, не знаю.
Генке показалось, что зеленый свет лампы стал праздничным и ярким.
Они сели рядом на узкую Владькину кушетку.
– Завтра еще посохнет – и порядок, – сказал Генка про лодку.
– Скорей бы, – сказал Владик и улыбнулся.
Но слова его и улыбка были скучноватыми. Это снова встревожило Генку.
– Читаешь? – Он кивнул на книгу, которая лежала у лампы.
– Учебник. «Природоведение». Чепуха такая, а надо все равно читать. Перед школой спросят.
Генка вдруг подумал, что даже не знает толком, как у Владьки дела с занятиями. Ему ведь придется сдавать за четвертый класс. Надо было спросить об этом хотя бы сейчас. Но Генка посмотрел на Владика и понял, что он думает совсем не про школу.
Тогда Генка спросил напрямик:
– А правда, почему не пошел в цирк?
Владик поднялся и отошел к столу.
– Письмо хотел написать, – сказал он, не обернувшись. – От матери письмо пришло. – Он зашелестел на столе бумагой. – Раньше она папе писала, а в этот раз прислала мне.
Вот оно что!
