Папа у них, по-моему, туповатый. Он всё топтался, таращил глаза и тряс головой. Аня говорит, он программист. Не знаю, может, все программисты такие странные, тормозят и головой трясут, как будто у них заболевание мозга, а может, этот — уникум, но Тося говорит, что папа «оручего» — «с прибабахом».
Мама «оручего» всё выталкивала мужа, а он смотрел на сына и глаза у него становились большие-большие. И рот то открывался, то закрывался. В общем, «тормоз», как говорят у нас в школе.
— «Витя, ну иди! Иди же! Я не могу больше! Уходи!» — маме «оручего» наконец удавалось выпихнуть Витю за дверь.
«Не-ет!» — кричал «оручий» и бежал в палату, к окну. Там он выслеживал папину спину и посылал вслед ещё один ядерный взрыв истерики: «Хочу нового робота!».
Мы уже собираемся проскочить мимо папы «оручего», но неожиданно мой Жучок начинает бегать по мне.
— Подожди, Аня, я его поймаю!
Но Жучок словно решил поиграть в «салочки». Носится по моим рукам туда-сюда, не поймать. Качает усиками словно пытается привлечь моё внимание. К чему только?
— Допрыгаешься! — ворчу я на Жучка, и он залезает мне на ухо.
— Щекотно! — хихикаю я.
— Тося в ванную пошла, путь свободен, — торопит Аня.
Мы нырнули в проходную и чуть не споткнулись о пакеты, которые принёс Витя, папа «оручего». В одном видны стопки чистых футболок и краешки свежих журналов, из другого выпирают яблоки и двухлитровая бутыль минералки. Витя сидит на стульчике, смотрит вниз на свои ноги. Лицо сонное, глаза вытаращены, голова качается туда-сюда.
Я забываю о Жучке, балансирующем на моём ухе. Он скатывается на плечо и, не удержавшись, падает на пол.
— Ой!
— Насекомое? — спрашивает Витя.
Я не удивляюсь. Васина мама же видит Аниного жучка.
— Тонкая работа, — продолжает Витя. — Америка? На радиоуправлении?
— На моём собственном, — отвечаю я и подхватываю Жучка.
В Витиных глазах в первый раз мелькает интерес.
— Витя!
В коридоре появляется мама «оручего». Её глаза полны слёз.
— Витя, не приходи больше. Сегодня в последний раз до выписки, ладно?
— Па-а-па! — слышен крик за её спиной.
— Быстрее! — тороплю я Аню, но из ванной выходит Тося, замечает у нас фломастеры и под её грозным взглядом (как она, интересно, умудряется перевоплощаться из старенькой белки в боевую рысь?) мы возвращаемся в Анину интенсивку.
Садимся на каталку и ждём криков: Тосиного (что мы пожарников размалевали) и «оручего» (что папа уходит).
Но, тишина. А потом — один вопль. Радостный.
— Ма-ам! Это же робот! Робот! Робот!
«Оручий» вопил до тех пор, пока все больничные жители не набились к нему в палату и не выглянули в окно.
— Робот! Робот! — довольный, повторял «оручий». — Мне папа нарисовал! Он у меня программист!
Мы выглянули в окно и увидели кусочек асфальта, свободный от снега и льда — наверно, под ним проходила какая-то тёплая труба. Вот на этом кусочке и был нарисован огромный, в человеческий рост, робот.
О, это был шикарный рисунок!
Голова робота походила на телевизор, в нем горели два глаза-огонька, прорисованные синим мелом. На груди прямоугольного туловища было окошко с делениями и стрелочкой — счетчик топлива. Ниже — три кнопки («вкл-выкл», «иди», «бери» — объяснил «оручий»). Брать робот мог клешнёй, которой оканчивалась его левая рука. Правая рука оканчивалась кистью и была приветственно поднята. Ноги — на шарнирах, стопы похожи на тапочки.
— Привет, робот! — бормотал счастливый «оручий».
На следующий день всё повторилось — после Витиного ухода «оручий» разглядывал робота. А на третий день робот «оручему» надоел. Но Витя не растерялся и принёс дядю Стёпу-милиционера. Огромного, ростом с «оручего», нарисованного на картоне, в белоснежных перчатках и фуражке с козырьком. «Оручий» нас всех запарил этим дядей Стёпой.
А когда Малик разорвал его фуражку, Витя притащил плакат с бульдозером. И так — почти каждый день. Как будто мой Жучок запустил в Вите какую-то программу, которая заставляла его придумывать для сына всё новые развлечения.
Про робота помнили только мы с Аней. Смотрели на него каждый день и думали, что когда-нибудь он возьмёт Аню рукой с кистью, а меня — клешнёй и унесет туда, где нет уколов и запаха лекарств.
Снова папа № 2
В субботу нас навещают родственники. Мадина выбегает из проходной счастливая. Быстро-быстро перебирает ногами, будто летит. В пухлых руках — бумажный свёрток.
— Муж приезжал, — хвастается она, — смотрите, что привёз!
Она разворачивает свёрток, а в нём — ярко-оранжевый пласт чего-то липкого, сложенного в несколько слоёв. По коридору плывёт новый, непривычный для больницы запах — абрикосовый.
— Устроим чаепитие! — объявляет Мадина. — В моём доме всегда много гостей! Приходите! Приходите к нам в палату кушать пастилу!
Мадина усаживает нас с мамами на каталку, разворачивает тонкую, почти прозрачную абрикосовую пастилу, режет ее на кусочки, умудряется заварить чай в глиняном кувшинчике, выкинув из него три завядших тюльпана. Пастила горько-сладкая, душистая.
Мадина улыбается и рассказывает, как она в детстве ухаживала за волчонком, которого её брат нашёл в лесу. Я уже не вижу замазанных краской больничных окон и пустых бутылок из-под глюкозы на тумбочке у кровати. Передо мной — восточный сад с абрикосовыми деревьями, в котором смеющиеся смуглые дети играют с рычащим волчонком.
— Та-ак! — в дверях появляется Тося. — А у заведующего вы спросили разрешения на сбор и обмен инфекциями?
Мадина хохочет, усаживает Тосю в центр, на табуретку и угощает своей пастилой.
— Ну вот, — говорит Тося, — а ты говорила, «муж убьёт»! Он у тебя нормальный оказался, с понималочкой в коробочке!
— А мне папа открытку притащил, — шепчет Аня и показывает картинку. На ней заяц в лодке плывёт к двум белкам, сидящим на берегу. Под картинкой вполне дурацкие стихи: «Подождите вы меня, к вам спешу я, вас любя», но я замечаю, что к зайцу ведёт стрелочка, а рядом с ней надпись: «Я». И оттого открытка кажется мне тёплой на ощупь.
— Наш вот никогда не догадался бы, — тихо ворчит моя мама, — в его коробочку понималочку не положили.
Я отдаю маме свою пастилу и провожу пальцем по спинке Жучка.
Снова папа № 1
Как я раньше не замечала: мой папа стал похож на Витю, папу «оручего». И головой покачивает, и глаза сонные. В ногах — пакеты, а в них…
